Я стояла среди гряд с лекарственными травами, переводя дух. Давным-давно именно через эту дверь я вышла, чтобы навсегда покинуть обитель. И теперь испытывала то же желание. Тихого пристанища мне здесь наверняка не найти — Ансельм и его люди задались целью выгнать меня из монастыря. И хотя в ноябре смеркается рано, лучше мне уехать, не дожидаясь Эдгара. Я слишком уязвима, чтобы долго сносить оскорбления и издевательства.
И все-таки я дождалась сестру Стефанию, которая принесла молоко, хлеб и мед. Мне пришлось перекусывать на ходу, как нищенке, получившая подаяние, и как я ни старалась сдержаться, слезы хлынули из моих глаз.
— Тебе нельзя так расстраиваться, — шептала Стефания, утирая краем своего апостольника мои слезы. — Но лучше бы тебе уехать. Мне горько говорить это, ведь сестры в обители любят тебя по-прежнему. Но преподобный… Нагрянул как снег на голову, и словно бы заранее зная, что ты приедешь, начал злиться еще до твоего появления. Давай-ка я кликну твоих людей, да потихоньку пускайтесь в путь. И да простит нас святая Хильда за то, что мы так обошлись с нашей девочкой…
Однако оказалось, что выбраться из обители далеко не просто. Мои люди, уверенные, что я допоздна задержусь в монастыре, отправились в Даунхем попировать за счет Саймона, выставившего угощение по случаю рождения сына. В деревне, что выросла в последние годы у стен обители, остались мой верный Утрэд, его мать Труда и сам Саймон, который по неведомой причине отказался пить со стражниками. Но я была довольна, что хотя бы они здесь, и велела каменщику и Утрэду оседлать моего мерина. И между прочим заметила, что меж Утрэдом и Саймоном за это время словно кошка пробежала.
Труда пояснила:
— Утрэд сердится на Саймона за то, что тот отпустил охрану. Мой сын, едва завидев в монастыре Ансельма, насторожился, а Саймон принялся твердить, что его и Утрэда вполне достаточно, чтобы сопровождать вас. Ну и я, между прочим, тоже не пустое место.
Труда явно не питала особой приязни к иноземцу каменщику. Но Саймон не обращал на это ни малейшего внимания. Он шутил, оживленно болтал и насвистывал — словно и не было той мрачной озабоченности, с которой еще сегодня утром он задавал мне нелепые вопросы о Бэртраде.
Я же вздохнула полной грудью только тогда, когда мы довольно далеко отъехали от обители святой Хильды. Местность здесь была лесистой, под копытами лошадей шумела опавшая листва, а холодный закат ярко алел за ветвями дубов и буков. К вечеру мороз стал крепче, стояло полное безветрие.
Положив руку на живот, я тихо беседовала с малышом, прося у него прощения за то, что позволила себе так разволноваться. И еще меня огорчало, что я позабыла сказать Стефании, чтоб она передала Эдгару, когда он появится, что мы решили вернуться в Тауэр Вейк.
Неожиданно впереди раздался шум — похоже, Саймон и Утрэд снова вступили в перебранку. Мы как раз находились у развилки дорог, где возвышался массивный каменный крест, и мои спутники, остановив коней, о чем-то горячо спорили.
— Миледи, — обратился ко мне каменщик. — наверняка не случится ничего дурного, если мы сделаем небольшой крюк и проедем мимо церкви Святого Дунстана. Мне необходимо взглянуть, как хранятся инструменты на стройке.
— Твоя забота, ты и поезжай! — грубо прервал каменщика Утрэд.
Но Саймон не унимался. Подъехав поближе, он принялся убеждать меня взглянуть на изумительную колокольню с невиданными ребристыми сводами и стрельчатыми окнами, которую он возводит в фэнах. Обычно каменщик мог часами распространяться о своей работе, но сейчас мне неожиданно показалось, что он неестественно зол и взвинчен.
Когда же и Труда поддержала Утрэда, Саймон окончательно вышел из себя. Схватив моего мерина под уздцы, он стал увлекать его на лесную тропу. Признаюсь, я даже растерялась, когда Утрэд, подскакав вплотную, начал теснить Саймона своей лошадью. Они едва не дрались, вырывая друг у друга поводья, пока мой мерин не начал беспокоиться. Я вскрикнула.
Все дальнейшее произошло мгновенно. Утрэд оглянулся на мой крик, и тут же Саймон выхватил свой тесак и нанес воину удар в подреберье. Я видела, как Утрэд резко откинулся, пытаясь выхватить меч, но Саймон ударом ноги сбросил его с седла и, перехватив повод мерина, поскакал, увлекая меня за собой. Позади истошно закричала Труда.
Мне ничего не оставалось, как вцепиться в гриву коня и всеми силами пытаться сохранить равновесие. Ужасная мысль пронзила меня — Саймон лишился рассудка.
Мы пронеслись сквозь рощу, несколько раз сворачивали, а каменщик продолжал нахлестывать коня, увлекая меня за собой. Когда мы ненадолго оказались на открытом пространстве, далеко впереди на фоне багровой полоски позднего заката мелькнул силуэт высокой черной колокольни.
Теперь мы вновь мчались в полумраке через заросли, и ветви деревьев смыкались у нас над головами. Тропа была почти не видна, и Саймону пришлось несколько сдерживать бешеный аллюр своей лошади. Он оглянулся на скаку, и сквозь грохот копыт до меня донеслись его слова:
— Вам необходимо с ней поговорить. Это будет справедливо. И она очень в этом нуждается.
Я ничего не понимала и боялась его, чувствуя себя слабой и как никогда уязвимой. Может быть, когда мы доберемся до церкви Святого Дунстана, увещевания отца Мартина успокоят умалишенного? Но что такое он говорит? Кто эта «она», которая нуждается в беседе со мной?
Оглушенная неожиданностью и бешеной скачкой, я поняла это только тогда, когда Саймон перешел на ровную рысь и стал оглядываться по сторонам, словно ожидая кого-то встретить.
Так и случилось — пятеро всадников выехали из зарослей нам навстречу. Вглядевшись, я поначалу узнала лишь одного из них — под капюшоном мелькнуло лицо Гуго Бигода. О, заступись за меня Святая Хильда! Встреча с этим человеком не сулила ничего хорошего.
И тут до меня донесся голос Саймона:
— Я привез ее, миледи, и, думаю, вы сумеете с ней договориться. Ведь она, видит Бог, совсем неплохая девушка.
Он обращался к всаднику на светлой лошади. Тот был в мужской одежде, но когда капюшон был отброшен рукой, затянутой в перчатку, я увидела, что передо мною графиня Бэртрада.
Это было похоже на дурной сон. Мой злейший враг, моя соперница — и я находилась в полной ее власти. Я не могла ни двинуться, ни отвести от нее взгляда. Эта женщина может сделать со мной все что угодно. Всем телом, даже на расстоянии, я ощущала ее ненависть, ее дыхание, отдающее серой, как у самого сатаны.
— Тебе помочь, Бэрт?
Кажется, это произнес Бигод.
Я затравленно озиралась, пытаясь отыскать путь к бегству. Но я была такая тяжелая и неуклюжая! На медлительном мерине, в непригодном для быстрой езды седле. А эти люди были вооружены, они поджидали меня здесь, намереваясь сделать то, к чему их подстрекала Бэртрада, в этом я не сомневалась. Темный морозный вечер, глушь, пустынная местность — никто ни о чем не догадается. И Эдгару никогда меня не найти.
— Что, девка, боишься? — наконец разомкнула уста Бэртрада. — День за днем, месяц за месяцем ты торжествовала надо мной. Но теперь пришел и твой черед.
