И в этот миг дверь распахнулась. Я увидел Эдгара раздетого по пояс и с мечом в руках.
— Какого дьявола, Хорса!
— Какого дьявола? Да отпустите меня! Я должен размозжить голову этому паскуднику, соблазнившего принадлежавшую мне девицу.
Меня по-прежнему держали, но настала тишина. Я слышал клекот в собственной груди. Глядел на Эдгара и, обладай мой взгляд смертоносной силой, от него не осталось бы и тени. Как же я его ненавидел! Ненавидел эти узкие синие глаза, эту прядь волос на лбу, этот надменный подбородок. Я видел мускулы его груди, рук и испытывал почти волчье желание впиться в них зубами, загрызть его.
— Проклятье! Отпустите меня. Дайте нам скрестить оружие, мне и этому норманнскому лизоблюду.
Я все же вырвался. Эдгар крепче сжал меч, но с места не сошел. И я не напал на него. Ибо в этот момент увидел Гиту. Она сидела на ложе за его спиной, испуганная, с разметавшимися волосами, прижимая к груди меховое одеяло.
— Видите? — я всем указал на нее. — Эта девица обещалась мне. Она сама сказала, что если бы в Тауэр Вейк был священник, то он бы обвенчал нас. А этот пес выкупил права на нее и теперь обесчестил. И я убью его.
Я перехватил поудобнее древко секиры. Даже зубами скрипел от злости.
— Леди Гита дала тебе слово? — тихо, но с яростью спросил Эдгар.
— Нет! — вдруг вскрикнула Гита. — Это был лишь миг, чтобы избавиться от Ансельма. Нет, нет, нет!
И она зарыдала, упав на постель, накрывшись одеялом.
Эдгар вышел и закрыл за собой дверь.
— Ты хочешь биться за нее, Хорса? Изволь. Но только тогда, когда ты не будешь пьян. И когда объяснишь на каком основании предъявляешь права на Гиту Вейк.
На нас смотрели и молчали. Я разозлился.
— Да, уж ты-то конечно считаешь, что имеешь на нее право. Ха! Опекун, который тут же увлек свою подопечную на ложе разврата. Мало тебе, что обручен с Бэртрадой Нормандской, ты возжелал еще и потешить плоть с внучкой самого Хэрварда. Ты ее обесславил, пес! Нидеринг!
Несмотря на ночь, вокруг нас уже собралось немало людей. Кто спрашивал, что случилось, кто уже понял. Но едва я произнес это старое саксонское проклятие, вмиг все смолкли.
Я видел, как заходили желваки на щеках Эдгара. Но он сдержался.
— Никогда, даже на исповеди, я не сознаюсь, что удержало сейчас мою руку поразить тебя, Хорса. Это дело прошлое. Это связь между нами, какую я проклинаю, но вынужден терпеть. А что до твоих прав на Гиту… Только ее слово решит, кого из нас она изберет. И как ты… как все вы поняли, она уже сделала свой выбор. Я не неволил ее. По собственному желанию и по доброй воле она отдала предпочтение мне, а не тебе, Хорса из Фелинга.
— Я бы не бесславил ее, — прохрипел я, униженный его словами о выборе самой Гиты. — Я бы сделал ее своей хозяйкой.
— Да, в доме, где уже есть три хозяйки. Датские жены — не так ли? Хотела ли леди Гита жить среди них?
— Датская жена — это наш старинный уважаемый обычай в Денло. Никто не вправе высказать мужчине, что он берет в дом женщину по старому закону отцов. А с леди Гитой я был даже готов обвенчаться. Однако теперь… Теперь мне не нужна обесчещенная тобой девка.
Я даже плюнул в сторону закрытой двери. Сейчас я ненавидел эту распутницу. Ненавидел за предпочтение оказанное Эдгару, а не мне. И уж я-то постараюсь, чтобы о ее бесчестье стало известно по всему Норфолку.
С силой вогнав секиру в каком-нибудь дюйме от головы шерифа, я повернулся и пошел прочь, расталкивая собравшихся. Внизу я велел подать эля и поднял чашу за худую славу последней из рода великого Хэрварда.
Стоя у перил галереи Эдгар наблюдал за тем, как я пью.
— Ты упомянул старый закон, Хорса. Что ж, пусть я и обручен с нормандкой, но отныне по старому датскому закону леди Гита станет моей женой. И пусть никто не смеет упрекнуть меня, что я оказывал непочтение той, которую избрал по велению сердца. Все слышали, что я сказал!
Он повернулся и вошел в покой. К ней. Хлопнул дверью.
Люди вокруг переговаривались. Постепенно стали расходиться. Старый закон о датской жене — они это сразу восприняли. Порой в Денло датские жены имели больше власти и почета, чем венчанные супруги. И я сглупил, сам подсказав Эдгару этот выход. Но все же было нечто, что сулило мне утешение. Там, за морем, жила другая. Дочь короля. И Эдгар был связан с ней нерушимыми узами.
— Дьяволово семя! — буркнул я, ухмыляясь. — Посмотрим, что на все это скажет Бэртрада Нормандская.
Глава 5.
ОТИЛИЯ.
Май 1132 года.
В этот день мы, послушницы из обители Святой Хильды, с утра трудились на грядках, пропалывая капусту и высаживая рассаду салата. Поэтому немудрено, что мои сандалии, подол и руки, все было в земле. Но когда мне сообщили о желании настоятельницы видеть меня, я перво-наперво поспешила привести себя в порядок. Аббатиса Бриджит не терпела нерях.
— Вы звали, матушка?
Настоятельница восседала за пюпитром, перебирая какие-то свитки. Она не подняла на меня глаз и ни на миг не прервала своего занятия.
Пожалуй, я догадывалась, зачем понадобилась ей. Накануне обитель посетил наш патрон, преподобный Ансельм из Бэри-Сэнт-Эдмунса. Он давно не заглядывал, и мы знали, что это связано с его враждой с шерифом Норфолка и судебным разбирательством, доставившим аббату немало огорчений. Но вчера, прибыв в монастырь святой Хильды, он исповедовал нас и сам отслужил мессу в нашей церкви. Об отце Ансельме ходило немало нелицеприятных слухов — дескать и жаден он, и жесток, и по сути спровоцировал мятеж в фэнах этой зимой, но я всегда видела в нем только духовного пастыря, а у ж человеческие слабости — пусть с ними разбирается Всевышний.
— Подойди сюда, Отилия, — сделала знак мать Бриджит. — Это документ, в котором я не совсем могу разобраться. Преподобный аббат Ансельм отдал нам в пользование лес к югу от обители. Однако мы обязаны будем следить за дорогой, пролегающей через лес, и я никак не пойму, сколь хлопотно это будет для сестер и имеет ли мне смысл принять дарение или лучше отказаться.
Увы, матушка Бриджит ничего не смыслила в делах. Однако она неплохо знала Ансельма и понимала, что он никогда не оказывает бескорыстных благодеяний.
Я склонилась над пюпитром, изучая записи. Ранее в таких вопросах настоятельница всегда советовалась с Гитой, однако после ее бегства эта обязанность перешла ко мне.
— Конечно, обители будет выгодно иметь право собирать в лесу хворост и ягоды, — начала я. — Но в этом документе ничего не оговорено о том, чем мы будем расплачиваться с работниками, которые будут следить за расчисткой дороги. Если это ляжет на нашу обитель, то у нас могут возникнуть трудности. Видите ли, матушка, в грамоте ясно отмечено, что аббатство Бэри-Сэнт имеет право выпаса в лесу своих свиней. А свиньи вмиг способны превратить дорогу в болото. Так что хлопот у нас с ней будет предостаточно. Исходя из этого, я имела бы смелость советовать не подписать сей документ, пока настоятель Ансельм не даст согласия на то, чтобы плата за содержание дороги все же исходила от аббатства.
