Я заметил, как очнулся Геривей, закрутил головой, дико таращась. Стал орать, требовать, чтобы его развязали, что он сейчас всем покажет… Я отвернулся, скрипнул зубами в бессильной ярости. Это было полное поражение. Мой план рухнул, как шалаш рыбака, когда его сносит паводком.
— Что теперь делать, Гуго? — в который раз пыхтел рядом Теофиль. Не дождавшись ответа, начинал метаться, тужился разорвать путы.
Из тумана к нам подошел один из охранников. Саймон Каменщик.
— Эй, боров, лежи-ка тихо. Если будете вести себя смирно, граф может вас и помилует.
Туман постепенно рассеивался. Я увидел стены Гронвуда. Вокруг нас собиралось все больше людей. Смотрели на связанных, разложенных на склоне перед замком рыцарей, смеялись, указывали пальцами. Наверное мы и в самом деле представляли собой уморительное зрелище. Лежавший неподалеку от меня Ральф тоже засмеялся, но смех этот был безрадостным.
Наконец появился сам Эдгар. Подъехал на коне. С ним был его лохматый Пенда, его воины. Выходит я ошибся, решив вчера, что граф прибыл по обыкновению в одиночестве.
К моему удивлению Эдгар велел освободить нас. Мы поднимались, пошатывались. Сил у нас было не более чем у новорожденных телят, да и оружие у нас забрали. Эдгар спешился, стоял напротив нас в своем светлом широком плаще до шпор.
— Я буду говорить с вами. По закону я могу предать всех вас казни. Но удерживает меня от этого, что вы действовали по повелению графини Бэртрады. Вы ее рыцари… были ее рыцарями. Но отныне моя жена более не нуждается в ваших услугах. Так что можете убираться. Однако мне нужны храбрые воины. Поэтому те из вас, кто раскается и присягнет мне на верность, я готов оставить на службе. Конечно более вы не будете жить в тех условиях, какие имели ранее. Вас разошлют по отдельным крепостям и там вы станете нести службу наравне со всеми. Жалование и кров вам обеспечат. Остальные же могут убираться ко всем чертям!
И поглядев на меня, добавил:
— К вам, сэр Гуго, предложение о службе не относится.
Я внутренне сжался. Граф — хозяин в своей земле — и мог поступать со мной, как ему вздумается. Однако граф не стал заточать меня в подземелье и судить, как зачинщика беспорядков. Он попросту изгонял меня.
Бог мой — этот сакс просто ни во что меня не ставил! Для него я был ничтожеством, с которым он не хотел иметь дел!.. Хотя в его поступке был смысл. Этот парень хорошо разгадал меня, знал мои честолюбивые устремления и понимал, что после того, как я буду с позором изгнан графом Норфолком, вряд ли мне светит получить службу у какого-нибудь сеньора. Позор — это то, что превращает рыцаря в изгнанника. Ах черт! — лучше бы он заточил меня. Тогда на мне бы хоть лежал отпечаток мучениства, а христианские души падки на сострадание.
— Где миледи Бэртрада? — рискнул спросить я.
Взгляд у Эдгара словно с прищуром. И сколько в нем призрения! Мы были одного роста, я даже чуть повыше, но отчего-то у меня сложилось впечатление, что глядит он на меня сверху вниз.
— Моя жена у себя в покоях. И как поступить с ней — только мое дело.
Больше он на меня не смотрел. Обращался только к моим рыцарям, спросил согласны ли они служить. Я поглядел на них. Все это время я был их командиром, многие из них умоляли меня зачислить их в отряд, клялись верно служить, некоторые, чтобы получить место, даже приплачивали мне. Чтож, безземельные рыцари в наше время на что только не идут, чтобы получить свой кусок хлеба с беконом. И сейчас этот кусок они могли получить от графа. Я для них более ничто, из-за меня они попали в беду. И как бы гневно я не смотрел на них, то один, то другой из моего отряда опускались перед Эдгаром на одно колено, произносили слова раскаяния, клялись верно служить.
Проклятый сакс опять обошел меня. Но не велика победа, если учесть, что он граф, а я простой наемник. И все же мне стало горько. Даже то, что не все мои люди присягнули, — человек десять не сочли нужным унизиться и сгруппировались вокруг меня, — не сильно обнадеживало. Я заметил, как и Ральф де Брийар тоже сделал шаг вперед, но видимо устыдился моего взгляда и отступил.
И тут случилось неожиданное. Мрачный Теофиль, до этого стоявший подле меня, вдруг стремительно кинулся вперед. Нас всех разоружили и, когда Теофиль выхватил из-за голенища сапога длинный узкий стилет… Кто-то из присутствующих шарахнулся в сторону, кто-то испуганно закричал. Теофиль уже был подле Эдгара, занеся для удара руку. Но прежде чем он завершил движение, в воздухе сверкнула сталь, послышался хруст и судорожный вскрик Теофиля. Он так и остался стоять в двух шагах от графа, занеся руку со стилетом. Потом словно уменьшился в размерах, склонился, скрючившись над торчавшей из его груди рукоятью. Я понял, что Эдгар сразил нападавшего, метнув в него нож.
Мы все попятились, глядели на поверженного Теофиля. Эдгар тоже не сводил с него взгляда, судорожно глотнул. Я понимал Тео. Он всегда без памяти был влюблен в Бэртраду, всегда ненавидел Эдгара. Ему бы поболее ума… Не так надо действовать с этим саксом.
Последняя мысль придала мне сил. Я был изгнан, опозорен, мои люди отказались от меня. Но все же… Судьба часто бывала несправедлива ко мне, однако я усвоил — сила не в том, чтобы всегда выигрывать, сила в том, чтобы уметь подняться после поражения. И у меня эта сила была. Но я молчал пока. Молчал и когда с остатками своих людей покидал земли Гронвуда. Нам вернули наших лошадей, но оружие возвратили только когда мы уже покинули владения Эдгара. До самых фэнов нас сопровождал усиленный отряд охраны, причем на злые слова они не скупились.
И только вновь опоясавшись мечом, я почувствовал облегчение. Да и мои люди, похоже, приободрились, твердили, что еще дешево отделались. Денег у нас с собой не было, но у нас была грамота графа с указанием, чтобы на побережье нам позволили сесть на любой из отправляющихся на континент кораблей. Так Эдгар не оставлял нам ни единого повода остаться в Норфолкшире, но устраивал так, что мы сами будем заинтересованы в отплытии. И мои люди уныло обсуждали эту перспективу, говорили каким посмешищем они станут. Всем было ясно, что скоро ни один из нас не сможет получить службу. Конечно, пока весть о нашем изгнании не получила огласки, кое-кто надеялся успеть найти место, однако понимали, что лишаться своего положения, когда дурная слава и позор накроют их, словно рубища нищего.
Вот с таки настроением мы медленно ехали через болотистые земли фэнов. По обе стороны тропы тянулись бесконечные заводи, стеной стоял тростник. Наши провожатые намеренно направили нас на эту дорогу, зная, что с нее некуда свернуть до самого Хунстантона. Начинало смеркаться, и следовало поспешить, ибо ни в одном замке или усадьбе Норфолкшира нам не дали бы приюта без подорожной, подписанной Эдгаром, а если окончательно стемнеет до того, как мы выберемся к заливу Уош, придется заночевать в фэнах. Хорошо, если по пути подвернется селение болотных жителей. Тогда будет на ком сорвать досаду, а бояться нам нечего — ведь поутру мы уплывем на материк.
Мои спутники, тот десяток рыцарей, что отказались от службы, были по натуре смутьянами, поэтому предложение Эдгара не прельстило их изначально. Среди опоясанных рыцарей всех земель всегда найдутся вот такие парни, коих не заманишь на службу обещанием похлебки у очага, да дремотой на сене под шум дождя: им нужна опасность, нужны приключения. За время нашей тихой жизни в Гронвуде они истосковались по разгулу, а нынешняя неудача только взбудоражила их кровь, сделала злее. Я уловил этот их настрой, решил — пора.
