На чужих ошибках нельзя научиться. Нужны собственные. Луиджи
знал легенду об Эрланге и с интересом рассматривал сверкающие под солнечными
лучами крыши храмов и церквей Сурабаи. Паром двигался в направлении острова
Мадура. Два часа назад Минелли встретился со связным. Никаких новых сведений он
не получил. Да, Моррисон был здесь, передал донесение, получил другое и должен
был ехать в Богор. Даже взял билет на поезд. Кажется, он хотел заехать еще и на
Мадуру, расположенную недалеко. В его распоряжении было еще семь часов.
Последнее сообщение насторожило Минелли, и он решил
отправиться туда, в Банкалан, город, расположенный у самого побережья пролива
Сурабая.
Громкие голоса привлекли его внимание. Двое пассажиров о
чем-то оживленно спорили. Кажется, на мадурском. Эти похожие языки —
индонезийский, малайский, суданский, яванский — сам черт голову сломит, подумал
Луиджи. Паром мягко причалил к городу, и Луиджи, достав свой небольшой саквояж,
двинулся в путь. Интересно, зачем Моррисону было приезжать сюда? Связной
говорил, что из Банкалана идут какие-то грузы в другие города и страны, а что в
контейнерах, никто не знает. Даже таможенные службы не проверяют. Это, пожалуй,
интересно.
Луиджи осмотрелся. Вдали виднелось какое-то сооружение —
очевидно, небольшой бар. Видимо, это единственное место в городе, где можно
выпить чашечку кофе, а заодно и узнать местные новости, решил Луиджи. Он
рассуждал правильно. Вычислив время, затраченное на паромную переправу в оба
конца, он убедился, что Моррисон был в Памекасане совсем немного — час, от силы
два. И если за это время его кто-то видел, то вряд ли запомнил. Хотя как знать.
Городок маленький. Иностранцев практически не бывает. Может быть, кто-то и
запомнил?
Бар был переполнен. Пестрое разнообразие костюмов и рас
производило впечатление. Луиджи сел за столик, стоящий у окна, с трудом найдя
это, пожалуй, единственное свободное место. К нему подскочил официант.
— Кофе, — попросил Луиджи, — и коньяк, — добавил он
по-английски, видя, что на него обращают внимание.
В небольшом помещении столики стояли очень тесно, и можно
было услышать, что говорят соседи, о чем спорят рыбаки и матросы, местные
жители и приезжие островитяне, хотя последних на Мадуре было немного.
Луиджи, медленно смакуя, выпил кофе и принялся за коньяк.
Напиток был не самый лучший, но он мужественно этого не замечал. Как ни
странно, но эта бурда вызвала у него аппетит, и, подозвав официанта, он заказал
себе легкую закуску и бутылку освежающего. Так, во всяком случае, он попытался
объяснить официанту на английском, и тот, кажется, его понял. Заказ был быстро
выполнен.
Лучше бы обслуживали помедленнее, подумал Минелли, тоже мне
«Гранд-отель». Все-таки зачем Моррисон приезжал на Мадуру? Что он здесь потерял?
Наверно, не для того, чтобы восхищаться красотами Памекасана. Тогда зачем? Куда
он пошел? Что за дела? И спрашивать особенно нельзя. Хотя, в конце концов, он
офицер Скотленд-Ярда и может разыскивать необходимого ему человека. Моррисон не
мог далеко уйти из порта, для этого у него не было времени. Может, стоит
рискнуть? Луиджи подозвал официанта. Последний, решив, что посетитель снова
хочет сделать заказ, принес небольшую карточку, на которой блюда были
напечатаны по-английски. Луиджи попытался с ним заговорить, но, к своему
огорчению, понял, что это бесполезно.
Оплатив счет, он подошел к хозяину заведения.
— Вы говорите по-английски? — спросил Луиджи.
Услышав в ответ однозначное «ноу», он пожал плечами. И здесь
неудачно. Внезапно он почувствовал на своем плече чью-то руку. Минелли чуть
повернул голову.
— Янки? — прогрохотал у его уха огромный детина с черной
бородой.
— Англичанин, — поправил его Луиджи.
Имея довольно высокий рост, более 180 сантиметров, он
казался себе щуплым и маленьким по сравнению с этим огромным бородачом.
— А я австралиец. Маленький Джим. Будем знакомы.
— Артур Шелтон, — рука Луиджи утонула в огромной лапе.
Ничего себе «маленький».
— Англичанин тоже хорошо. Приехал в гости?
— Да.
— А я вот обитаю в этой норе, на Мадуре.
— Вы здесь живете?
— Уже второй год.
— Коммерция или…
— У меня здесь парусник. Вот и курсирую на нем по морю.
— Ловите рыбу?
— И удачу. — Джим расхохотался, потом добавил: — Вы что, не
можете объясниться с этой крысой по-английски? Вот мерзавец, все понимает, а
говорить не хочет, — голос Джима грохотал в баре, — не любит он приезжих.
Может, я вам помогу?
Колебания Минелли продолжались недолго.
— Я ищу одного человека, своего знакомого, он был здесь
недели две назад.
— А как его звали? — Джим почесал бороду. — Я знаю
прибывающих.
— Джон. Джон Моррисон.
— Моррисон? Не знаю, не слышал. А какой он из себя?
— Высокий, со светлой бородкой и усами.
— Борода как у меня?
— Нет, — Луиджи улыбнулся, — короткая, подстриженная.
— Сейчас узнаю. — Джим повернулся к столикам. — Генри,
Генри, черт тебя подери, ты не встречал здесь такого Джона Моррисона?
В ответ раздался еще более мощный рев.
— Не знаю, не встречал. — Вслед за этим показался второй
гигант, даже более крупный, чем Джим, только без бороды.
— Мой брат Генри, — представил австралиец подошедшего.
И снова рука Луиджи утонула в лапе гиганта. Он уже
чувствовал себя не в своей тарелке. На них обращали внимание. Громовые голоса
его собеседников достигали другого конца помещения и вырывались на улицу.
— Ты не помнишь здесь высокого мужчину со светлой бородкой?
— обратился Джим к Генри.
— Я не видел. А что на нем было надето?
— Что? Я не знаю. — Луиджи растерялся. Он не мог знать таких
подробностей.
Хохот Джима загремел по всему бару, отдаваясь в стаканах. За
ним засмеялся и Генри. Луиджи переводил недоумевающий взгляд с одного на
другого.
— У Генри страсть к одежде. В Сиднее он работал в магазине
готового платья, — объяснил Джим.
Луиджи улыбнулся. Он так и не понял, что вызвало такой
гомерический хохот у братьев.
— А он тебе очень нужен, этот Моррисон?
— Да нет, не очень. Я просто хочу узнать, приезжал он сюда
или нет.
Минелли говорил осторожно, подбирая слова, мозг лихорадочно
работал. Если взвесить все шансы, то он может рискнуть. В конце концов, с
Моррисоном здесь ничего не случилось. Он приехал обратно в Сурабаю и после
этого выехал в Богор. Связник тоже цел и невредим. Стоит рискнуть.
