Машина сворачивает мимо главного вокзала к площади Теразие.
Отсюда совсем недалеко до Народного музея. Щедро расплатившись с водителем,
Дюпре выходит на площадь.
Кажется, слежки нет. До восьми еще две минуты. Связник будет
ждать пять минут и ни минутой больше. С букетом красных гвоздик. А ведь может
привлечь внимание. Еще есть несколько минут в запасе.
Уже подходя к музею, Дюпре увидел небольшую толпу, стоящую
на площади Республики. «Что там?» — поинтересовался он у бородатого парня с
тетрадками под мышкой, очевидно, студента. Хорошо еще, что этот бородач
оказался интеллектуалом и охотно все объяснил. Хотя нет, скорее показал. Стоял
человек мирно, никого не трогая, и вдруг автомобиль, трах-та-ра-рах, и… нет
человека. Какие-то ненормальные, покрутил у виска бородач, а сами убежали. Это
же надо, сбили человека и сбежали.
Дюпре перевел взгляд на тротуар. Тело уже было прикрыто
простыней, но рассыпавшийся букет ярко-красных гвоздик выделялся кровавыми
пятнами на белой мостовой. Шарль понял, что опоздал.
Париж. День третий
Утренний Париж совсем не похож на ночной. Он уже слышал эту
фразу, но только теперь сумел убедиться в ее справедливости. Уставшие,
недовольные лица, все куда-то спешат, торопятся, не слышно смеха, не видно
радостных, оживленных лиц. Большинство баров закрыто. В эти утренние часы Париж
живет жизнью многомиллионного города, занятого своими проблемами и тревогами.
Чем-то он напоминает красавицу, проснувшуюся утром после ночного кутежа. Она с
удивлением обнаруживает, что уже второй час дня, что сегодня она спала одна и
что, наконец, давно пора вставать. Красотка вскакивает с постели и подходит к
зеркалу. Опухшее после кутежей и лишенное всякой косметики лицо, небрежно
наброшенный халатик, растрепанные волосы — нет, это не та женщина, которая
вчера очаровывала мужчин. Но уже через несколько часов она приведет себя в
порядок и будет блистать в обществе. Волосы будут уложены в элегантную
прическу, наряды будут великолепны, косметика как нельзя кстати — мужчины будут
снова безумствовать и сходить из-за нее с ума. Но это будет потом, вечером. А
сейчас — сейчас она стоит перед зеркалом и замечает морщины под глазами,
немного опавшие щеки, уже начинающий появляться второй подбородок и потерявшую
упругость грудь. Так и Париж. Он будет очаровывать своих гостей ночью, он
заставит их влюбляться и совершать безумства, но днем он живет жизнью типичного
миллионного города, и гость, случайно попавший в этот ранний час на его улицы,
недоуменно может оглянуться по сторонам и не сразу понять, где Париж. Но Париж
все-таки остается Парижем, а красотка, даже лишенная всякой косметики, все-таки
красоткой. И утренний Париж, лишенный части своей косметики, все-таки тот самый
Париж, который очаровывает, восхищает, радует и поражает.
Он огляделся вокруг. «И все-таки я дышу воздухом Парижа», —
почему-то подумал он и засмеялся. Редкие прохожие, оборачиваясь на него, тоже
улыбались. «Париж, — снова подумал он, — я хожу по его улицам и трогаю эти
камни, прикасаясь к чему-то неведомому и прекрасному, что волнует душу и
будоражит кровь. По этим улицам ходили великие поэты и писатели. Этим воздухом
дышали великие живописцы и архитекторы. Здесь они радовались и горевали,
влюблялись и отчаивались, жили и умирали. Само слово „Париж“ имеет такое
магическое звучание, такую необъяснимую прелесть, что заставляет мечтательно
улыбаться даже седых мужчин и подергивает романтической дымкой глаза молодых
девушек».
Он стоял на площади Де Голля. Справа, у самых берегов Сены,
виднелась Эйфелева башня, не менее знаменитая, чем город, где она построена.
Перед ним была воспетая Триумфальная арка и знаменитые Елисейские Поля. А там!
Достаточно было пройти прямо, не сворачивая, и можно было увидеть Большой и
Малый дворцы, и выйти на площадь Согласия, и побывать на знаменитой улице
Риволи, посмотреть Лувр, Пале-Рояль, Сен-Жерменскую церковь, «Комеди Франсез» и
сад Тюильри.
Он грустно усмехнулся. В его распоряжении всего три часа.
Прибыв сегодня утром, впервые в своей жизни он вынужден довольствоваться лишь
беглым осмотром города. Самое обидное, думал он, что никогда и никому не
расскажешь о своей поездке в Париж. А может, это и к лучшему. Рассказывать
будет практически нечего. Он не успел даже перейти на тот берег Сены и побывать
в районах Латинского квартала и Монмартра, посмотреть Люксембургский сад. Да
разве увидишь Париж за один день! «Чтобы познать Париж, не хватит всей жизни»,
— вспомнил он чью-то фразу, поднимая руку. Такси плавно остановилось у
тротуара.
— Монмартр, — сказал он, показывая водителю в сторону. У
него есть еще немного времени, и он просто не мог удержаться, не проехав хотя
бы по Монмартру.
— Монмартр, месье? — переспросил улыбающийся француз. Он
закивал головой, ведь карту Парижа все-таки сумел достать. Вот наглядное
преимущество нашей работы, вздохнул он. Не успеваешь пересесть с одного
самолета на другой и весь город видишь из окон машины, которая мчит тебя
напрямую между двумя аэропортами.
— И как можно медленнее в район Монфермея, — попросил он
шофера по-английски. Француз, поняв, что перед ним иностранец, любующийся его
городом, довольно улыбнулся и повернул направо.
За окнами мелькали районы Парижа — Обервилье, Бобиньи,
Ле-Павиньон. Машина въехала в Монфермей. Мигель не отводил взгляда от окон. Это
был его первый самостоятельный выезд за границу, и он, страшно довольный,
немного очумевший от счастья и напряжения, время от времени потными руками
ощупывал карман, проверяя, на месте ли бумажник с документами. Пистолет,
выданный ему два часа назад связником, был предметом его особой гордости. Еще
бы — теперь он помощник регионального инспектора. И это в его возрасте. До этого
он лишь дважды бывал за границей, да и то для участия в технических операциях.
И вот — самостоятельная работа. Он сумел пройти немыслимый отбор и попасть в
число «ангелов». Настоящее его имя знали только несколько человек у него на
родине и региональный комиссар.
Мигель Гонсалес, служащий, 25 лет. Работник одной из
парагвайских компаний. Холост. Эти скупые данные были сообщены таможенной
службе Франции, куда этот скромный коммивояжер прибыл в качестве гостя.
— Монфермей, — повторил уже в третий раз шофер. Мигель
очнулся от своих мыслей и, уплатив по счетчику, вылез из машины. Теперь только
бы не спутать. Вот там, кажется, у того дома, его должны ждать. Так и есть.
Машина стоит у дома.
Голубой «Форд». Мигель чертыхнулся. Вот что-что, а в марках
машин он до сих пор плохо разбирался, хотя, конечно, грузовик от легковой
машины отличал. Кажется, номер совпадает. Она. Мигель подходит с левой стороны
и садится сзади шофера. Тот молча, только взглянув в заднее зеркало, трогает с
места.
Первые пять минут Мигель еще пытается уяснить, куда они
едут, но на шестой понимает всю бессмысленность своего наблюдения. Места
совершенно незнакомы. Машина делает столько поворотов, что и не уследить.
Наконец они останавливаются у какого-то дома.
