Взрыв потряс здание ресторана. Послышался звон разбитого
стекла, крики ужаса. Еще не понимая, что произошло, Мигель бросился наружу,
расталкивая толпы любопытных.
«Шевроле», на котором приехали Шарль и Элен, был, словно
консервная банка, вспорот изнутри. Вокруг уже толпились полицейские. Мигель, не
думая о себе, шагнул к автомобилю, оттолкнув полицейского, преграждавшего ему
путь. И увидел.
Элен Дейли, сидевшая за рулем, лежала на сиденье. Вернее,
лежало то, что от нее осталось. Левая рука была неестественно подвернута под сиденье,
часть руля впилась в тело. Бампер изуродован взрывом. Нижняя часть тела женщины
превратилась в какое-то месиво. У виска запеклась кровь. Рядом лежал Дюпре.
Лица его почти не было видно из-под обломков машины. Мигель перевел взгляд.
Там, где должна была быть правая нога, зияла пустота. Только огромная лужа.
Масло вперемешку с кровью. Раздался стон. Очевидно, Дюпре был еще жив.
Полицейские засуетились, стали осторожно извлекать изуродованное тело из-под
обломков автомобиля. Подъехала машина «Скорой помощи». Дюпре уложили на
носилки. Увезли. Вслед за ним вытащили Элен. Когда ее переносили, Мигель, не
выдержав, отвел взгляд и увидел куклу. Большую красивую куклу с голубыми
глазами. Она лежала на заднем сиденье, почти не пострадав. Он не мог отвести
глаз от этой куклы — словно это было самое главное, что должно было быть в этой
машине. Самое главное.
Один из полицейских грубо оттолкнул его. Он даже не обратил
на это внимания. Как загипнотизированный, смотрел на эту куклу. «Зачем им эта
кукла? Зачем они ее купили? Для чего? А ведь красивая кукла. Наверно, с
закрывающимися глазами. Голубые глаза. Совсем как у Элен. У нее были такие.
Почему были? Почему не забирают куклу? Ей же нельзя здесь находиться. Ей будет
больно. Уберите куклу. Она же живая. Она все видит. Ребенку нельзя смотреть на
это. Какому ребенку? У Элен была дочь. Скажите ей, что мать жива. А где ее
мама? Куда их увезли? Зачем? И что будет с Дюпре? Ему надо обо всем рассказать.
Ведь у них должна быть свадьба. Какая свадьба? С куклой? Значит, свадьбы не
будет. Но я свидетель. Свадьба должна быть. Почему не будет свадьбы? Какая
свадьба? Это кукла для детей! Каких детей? Не помню. У Луиджи были дети. Нет,
Луиджи любил эту куклу. А у Дюпре были дети. Господи, да уберите же эту куклу!
Ничего не понимаю. Зачем здесь эта кукла? Уберите ее!» Мигель вдруг
почувствовал, что начинает сходить с ума. Усилием воли он повернул голову в
другую сторону, заставив себя не смотреть на эту куклу. Его снова толкнули. Он
повернулся, попытался выбраться. Отовсюду лезли фоторепортеры, журналисты,
просто любопытные. Щелкали блицы. Он стал силой прокладывать себе путь и, выйдя
на тротуар, вдруг неожиданно сник и, сев на землю рядом с мусорным ящиком, стал
шарить по карманам, словно что-то ища. Внезапно с удивлением обнаружил, что в
левой руке у него две большие плитки шоколада. Очевидно, от его горячей ладони
шоколад начал таять. Он выбросил его в мусорный ящик. Потом встал и, словно
постарев сразу на десять лет, медленно побрел в сторону — не понимая, куда и
зачем он идет.
Нью-Йорк. День тридцать первый
— Мы искали вас по всему городу. Где вы были? — Комиссар
серьезно посмотрел на него.
— Не помню, — у Гонсалеса был смущенный и растерянный вид, —
честное слово, не помню.
— Так нельзя. Возьмите себя в руки. К этому надо быть всегда
готовым. Всегда, — комиссар повернулся к окну, — это тяжело, черт возьми, но… —
Он вдруг замолчал.
— Сегодня должна была быть их свадьба, — тихо пробормотал
Мигель.
— Я знаю, — сказал комиссар, не оборачиваясь.
В комнате наступило молчание. Комиссар наконец повернулся к
Гонсалесу.
— Бомбу подложил Алан Дершовиц. В машину. Полиция уже
разыскивает его. Все линии перекрыты Интерполом. Генеральный директор приказал,
чтобы ты немедленно летел домой, на родину. Тебе нужно отдохнуть.
— Я не уеду, — угрюмо сказал Мигель.
— Не понял. — Комиссар подошел ближе. — Не понял, — повторил
он.
— Я сказал, не уеду, пока не найду и не убью его. Под землей
найду. Я задушу этого гада своими руками.
— Не найдешь, — комиссар угрюмо покачал головой, — сейчас не
найдешь. А вот он наверняка будет тебя искать. Мы потеряли слишком много людей.
Ты должен лететь. Это приказ.
— Я могу подать рапорт. Можете меня выгнать. Что угодно, но
я прошу, умоляю меня оставить. Я должен всадить пулю в этого негодяя.
— Региональный инспектор, это приказ, — сурово повторил
комиссар. — Да, — добавил комиссар, — с сегодняшнего дня ты — региональный
инспектор. Пойми, ты должен лететь.
— Хорошо, — тихо произнес Гонсалес, — я уеду.
Больше он ничего не говорил. До самого вылета. Только перед
посадкой, уже в аэропорту, он вдруг спросил:
— Дюпре был еще жив, когда его вытаскивали, а как он сейчас?
— Пока живой, — ответил комиссар, провожавший его вместе с
двумя сотрудниками, один из которых должен был лететь вместе с ним, — пока, —
честно сказал комиссар, — но положение очень тяжелое. Он потерял два литра
крови. У него несколько ран. Врачи говорят: нужно надеяться на чудо. Но пока он
жив.
— Он не приходил в себя?
— Нет, конечно.
Мигель помолчал и, словно не решаясь, выдавил:
— А Элен Дейли?
На что он надеялся? Может быть, на чудо? Комиссар не
ответил. Только сжал пальцы, но так, что они громко хрустнули.
Объявили посадку на Лондон.
— Твой рейс, — комиссар протянул руку, — в Лондоне тебя
встретят. Оттуда с пересадками домой. Будь здоров. Постарайся хорошо отдохнуть.
— До свидания. — Мигель пожал руку и пошел по коридору.
Затем, словно что-то вспомнив, быстро вернулся:
— Отвезите детям Луиджи куклу. Дюпре ее купил. Она, наверное,
еще в полицейском участке. Возьмите и отвезите. Хотя нет, лучше купите новую.
На старой наверняка следы крови. Пожалуйста, не забудьте…
Темнокожий комиссар грустно улыбнулся:
— Все вы такие… не беспокойся, не забуду. Лети, сынок. Уже в
самолете он вспомнил, что так и не узнал настоящих имен Шарля Дюпре и Элен
Дейли. Мертвые имеют на это право. Только мертвые.
Часть V
Воспоминания
День тридцать второй. Столица его Родины
Столица встретила его мелким моросящим дождиком. После
утомительных переездов и смены паспортов в двух странах он наконец летел на
Родину. В самолете вместе с ним летела группа советских спортсменов,
возвращавшихся домой. Молодые ребята его возраста весело шутили, вспоминали
забавные эпизоды, рассказывали анекдоты. А он так ни разу и не улыбнулся.
