— Нет, — буркнул он.
Когда ему обедать, если на краю стола до сих пор лежат
вчерашние факсы, которых он в глаза не видел и не знает, что в них такое!
В ожидании чая с лимоном он просмотрел еще десятка два
бумажек, сортируя их по срочности и важности. Ничего особенного, обычная
текучка, но из-за этой текучки он никак не мог выкроить время, чтобы как
следует позаниматься предстоящим делом, которое уже назначено к слушанию.
Конечно, он выиграет и это дело — мало ли он их выиграл! —
но подготовиться все же не мешало бы.
— Ваш заказ, Егор Степанович. — Пожилая дама в сказочном
белом переднике и с крошечной кружевной наколкой на волосах внесла в кабинет
поднос, держа его полными уютными руками бережно, как шкатулку с
драгоценностями. — Разрешите, я накрою?
— Конечно, Катерина Иванна, — сказал он, сразу приходя в
хорошее настроение. — Накрывайте.
То ли потому, что Катерина Ивановна его кормила, когда он
уставал и хотел есть до беспамятства, то ли потому, что она всегда была похожа
на бабушку из старых иллюстраций к сказкам Андерсена, Егор радовался, если ужин
ему подавала именно она. Бутерброды казались вкуснее и чай крепче.
Катерина Ивановна ловко раскинула на краю стола хрустящую
крахмалом льняную салфетку — и ни одна бумажка у нее не шелохнулась и не
покинула своего места, словно волшебный остров вынырнул неожиданно из глубин
бумажного моря! — поставила тонкую фарфоровую чашку с блюдцем, и серебряный
чайничек с чаем, и еще блюдечко с прозрачными ломтиками исходящего соком
лимона, при одном взгляде на которые у Егора стало кисло во рту, и блюдо с
бутербродами, и еще одну крахмальную салфетку — для рук.
Откинувшись в кресле, Егор улыбался блаженной улыбкой, глядя
на все эти вкусные приготовления.
— Налить, Егор Степанович? — Катерина Ивановна критическим
взглядом оглядела свою работу и чуть-чуть поправила завернувшийся уголок
салфетки. Все остальное было идеально.
— Налить! — согласился Егор весело. — Спасибо.
— Вы сегодня опять допоздна? — спросила она. Чай из
серебряного чайничка лился в блестящее фарфоровое сердце чашки и закручивался
там в крошечный водоворот. От чашки поднимался ароматный пар.
Черт, наверное, все-таки нужно обедать. Он с таким
вожделением смотрит на эту чашку, как будто это не чай, а бог весть какие
разносолы.
— Вы меня о чем-то спросили, Катерина Иванна? — Ему
показалось, что он что-то пропустил, пока глотал слюни и умильно смотрел на
чайник.
Сказочная бабушка аккуратно вернула чайничек на подставку и
повторила:
— Вы сегодня опять допоздна?
Вряд ли кому-нибудь из обслуживающего персонала пришла бы в
голову мысль задавать шефу подобные вопросы, но Катерина Ивановна была не
просто обслуживающий персонал. Она была для него “своя”, за что-то он ее любил,
она прекрасно об этом знала и умела этим пользоваться.
— Мы с вами, как всегда, на дежурстве, — пошутил он.
Есть хотелось с каждой минутой все сильнее, но при ней он
почему-то стеснялся откусить от бутерброда. Может, боялся нарушить гармонию ее
идеальной сервировки?
— Приятного аппетита, — быстро пожелала догадливая Катерина
Ивановна и бесшумно ретировалась.
Егор подождал, пока стихнут в приемной ее осторожно-тяжелые
шаги, и только тогда, как голодный мальчишка-беспризорник из старого фильма про
революцию, вцепился зубами в бутерброд и даже заурчал тихонько — так ему
показалось вкусно.
Он не будет есть и читать. Черт с ними, с бумагами, он
вполне может позволить себе пять минут не заниматься делами. Он осторожно
глотнул огненного чая — в животе сразу стало тепло, как будто хлебнул водки.
Стар стал, решил про себя Егор. Стар и слаб. Чай вместо
водки пьешь — и счастлив.
Зазвонил телефон. Не выпуская чашку из рук, Егор оглянулся
на аппарат.
Странно. Звонили на его личный номер, минуя не только
ресепшэн компании, но и приемную. Личный номер был только у “своих”, а они не
могли знать, что он вернулся в Москву. Он должен был прилететь лишь завтра под
вечер.
— Алло, — сказал Егор недовольно.
Ему не хотелось ставить родственников в известность, что он
уже в Москве. У него совсем не было времени заниматься семейными делами. Он и
прилетел до срока специально, чтобы хоть один день поработать спокойно.
— Алло! — повторил Егор потому, что в трубке молчали. —
Алло, дед, это ты?
— Завтра начнется большая игра, — доверительно сообщила
трубка.
— Что? — переспросил Егор. — Вы ошиблись, наверное…
Но в телефонных глубинах уже пиликал отбой.
— Черт знает что, — пробормотал Егор и кинул трубку на
аппарат.
Это и вправду было черт знает что, потому что номера его
личных телефонов — мобильного, домашнего, рабочего — по идее, должны были быть
защищены от идиотов, развлекающихся глупыми звонками кому ни попадя. Значит,
все-таки добрались и до его линии. Козлы…
Егор дожевал бутерброд, вытер руки льняной салфеткой и
набрал номер.
— Алло, дед, — сказал он и улыбнулся. — Это я. Как ты там?
Жив?
— Жив, — бодро проговорил дед в трубку. — Жив и здоров. А ты
откуда звонишь?
— Из Москвы, — признался Егор со вздохом. — Хотел,
понимаешь, в подполье на денек уйти, но не получается.
— Мы тебе надоели? — спросил дед с сочувствием. — Но ты не
переживай, я тебя не выдам. Уходи в свое подполье и ни о чем не волнуйся.
Егор засмеялся.
Своего деда он обожал.
Деду было восемьдесят шесть. Два часа в день он посвящал
физкультуре, а в остальное время читал по-английски Шекспира, решал
математические головоломки — “чтобы мозги не захрясли!” — и вел их общее с
Егором хозяйство.
Егор жил с дедом последние тридцать лет. Дед забрал его у
матери, когда Егору едва-едва исполнилось десять. Всю жизнь дед был такой
несгибаемый и бодрый, что казалось, он будет жить вечно. По крайней мере, в
жизни Егора Шубина дед был единственной постоянной величиной. Егор и делами
семьи занимался только потому, что они волновали деда, а внук никак не мог
этого допустить. Если бы не дед, Егор давно перестал бы носиться с
родственниками и предоставил им разбираться с жизнью, как они знают, но
многочисленные проблемы большого и разобщенного семейства имели значение для
деда, и Егору приходилось, скрипя зубами, бесконечно всем помогать…
— Дед, меня никто не искал из нашей… психушки? — Егор
повернулся спиной к телефону, сполз в кресле пониже и положил ноги на хлипкий
компьютерный столик. — Никому я срочно не был нужен?
