Шубин перестал хохотать и настороженно затих.
Лидия расстегнула еще одну пуговицу и сунула под рубаху
вторую руку.
— У тебя стресс, — сказал Шубин, и Лидии показалось, что он
говорит откуда-то издалека.
— Шубин, — Лидия сунула нос в распахнутый ворот рубахи, —
твое благородство меня просто убивает.
— Благородство? — переспросил Шубин растерянно. Она и не
знала, что он может так говорить. — Благородство?
И в эту секунду все изменилось.
Он схватил ее в объятия, сильно толкнув стол. Чашка упала и
покатилась по мозаичному полу.
Все утратило прежний смысл.
Что из того, что стреляли и чуть не убили, что час назад
Лидия лежала на животе в мокром снегу, а Шубин перешагнул через нее, не
заметив? Что из того, что ничего еще не кончилось, и непонятно, что будет
завтра с ними обоими, и кто такая эта Катерина Ивановна, и станет ли она вообще
разговаривать с опальным Егором Шубиным, и простит ли его всесильный Тимофей
Кольцов?
Да было ли все это вообще? Или приснилось в худшем из ночных
кошмаров?
— У тебя стресс, — бормотал Шубин, не отрываясь от нее, —
просто стресс.
— У меня не стресс. — Лидия прижималась к нему, трогала его,
терлась о него снизу вверх, привставала на цыпочки, чтобы чувствовать его
всего, как можно больше, во всю длину. — Просто ты мне нужен, так нужен…
Почему-то ей было очень просто в этом признаться. Наверное,
у нее все-таки стресс. Никогда она не говорила ни одному мужчине, что он ей
нужен. Потому что ни один из них до сих пор не был ей нужен.
И бабушка всегда уверяла, что женщина “должна держать
марку”, всегда быть на высоте и смотреть на мужчин со снисходительным
безразличием.
“Где оно теперь, мое снисходительное безразличие?”
— Лидия! — Широкие ладони обхватили ее щеки, приподняли
лицо. Некоторое время он смотрел на нее. Глаза ее были закрыты — все-таки ей
почему-то было очень стыдно на него взглянуть, — на щеки вернулся смуглый
коньячный румянец, порозовели маленькие нежные уши, запрокинутая шея казалась
особенно беззащитной.
Смотреть на нее было выше сил Егора Шубина.
— Лидия.
Она открыла глаза, но в лицо ему так и не посмотрела. Время
вышло, подумал он лихорадочно. У него больше нет ни времени, ни сил, чтобы
продолжать думать. Выход только один — не думать.
Он как бы отпустил себя, разрешил себе, и яркий белый свет
залил мозг. Стало трудно дышать, загорелась кожа, как будто его всего — с ног
до головы — обдали сначала ледяной, а потом горячей водой.
Шубин потянул Лидию за руку. Идти было неудобно, они никак
не могли оторваться друг от друга, разжать руки, освободиться от наваждения. Но
жалкие остатки сознания, трепыхавшиеся в шубинской голове, пищали о том, что
через минуту никуда идти он не сможет, а на кухне ничего нельзя — в доме полно
народу, который они непременно перебудят и который немедленно явится выяснять,
что происходит.
Рыча от злобного нетерпения, Шубин оторвался от нее и схватил
за руку. Волоча за собой — она не успевала переставлять ноги, — он добрался до
собственной спальни и наконец запер за собой дверь.
Яркий белый свет поглотил остатки сознания, как будто только
и ждал, когда повернется ключ в вожделенной двери.
Не осталось ничего, кроме желания, которое пожирало его
изнутри, как пожар.
Лидия была рядом с ним не только в постели, на которую они в
конце концов упали, но и в его голове, среди нестерпимого белого сияния. А,
черт возьми, это почти невозможно выносить!..
— Это просто кошмар какой-то, — плачущим голосом
пожаловалась она и укусила его за плечо, — это же просто невозможно, господи!..
Я больше не могу.
— Можешь! — сказал Шубин и не узнал собственного голоса. —
Можешь…
Если бы у него было чуточку больше времени, если бы белый
свет не заливал мозг, если бы впереди у него была еще хотя бы одна такая
возможность, может, он и не спешил бы так отчаянно и не тонул, захлебываясь и
понимая, что ему уже не выплыть.
Или что-то изменилось не только вокруг, но и внутри его?..
Он не знал, что она испытывает — радость или боль, и сам не
испытывал никакой радости. Какая потрясающая глупость — чувственное
удовольствие! Разве жар, и боль, и мука, и ожидание, и зависимость, и страх —
это удовольствие?!
Или у него просто заклинило в голове?
Почему-то она открыла глаза, и в последнюю, разлетевшуюся,
как осколочная граната, секунду он увидел и понял все, что должен был увидеть и
понять. На него надвинулся шквал, от которого не было спасения. Шквал накрыл
его с головой, закружил, все в мире меняя местами, и почему-то оставил в живых.
Почему?..
Спать совершенно не хотелось. Он был свеж и бодр, как
первокурсник в первый день зимней сессии. И еще ему казалось, что все в его
жизни теперь будет по-другому.
О таких штуках он читал в юности. Тогда все читали Ремарка и
Хемингуэя, а эти парни больше всего любили писать про то, как меняет жизнь
настоящая любовь.
Шубин внезапно захохотал и поперхнулся табачным дымом.
Идиот.
Полночи он занимался любовью с Лидией Шевелевой и
дозанимался до того, что теперь ему кажется, что за эту ночь изменился мир.
Черное обратилось в белое, и на землю рухнули все семь небес, если только их на
самом деле семь.
У него просто задержка в развитии. Такие мысли, по идее,
должны приходить лет в шестнадцать. И уходить в семнадцать. Если в семнадцать
они не ушли — все. Считай, что пропал. Романтические мужчины не выживают в
джунглях. Их поедает на завтрак вождь людоедского племени Кай-Куму.
Мир не изменился, шепнул кто-то так близко, что Егор Шубин
посмотрел по сторонам, чтобы увидеть, кто это. Ты изменился. Только и всего.
Все молекулы, из которых ты вроде бы состоишь, взяли да и перестроились в
каком-то совершенно новом порядке. И даже не спросили тебя, хочешь ты этого или
нет.
Теперь все будет в этом новом, незнакомом тебе порядке.
Принимай.
Начало и конец мира, твое седьмое небо — это женщина,
которая спит под твоим одеялом. Плохо ли, хорошо ли, а это именно так. Вполне
возможно, что она тебе вовсе не подходит. Вполне возможно, что ты не сможешь с
ней жить. Вполне возможно, что она окажется стервой, сукой, дрянью, но в твоем
новом молекулярном порядке это не имеет никакого значения.
Ты обречен, как безнадежно больной.
И пусть кто-нибудь только посмеет сказать, что это и есть
высокое романтическое чувство любовь!
