Тем стылым декабрьским вечером Кай пришел домой поздно. Точнее, даже не пришел, а почти приполз: он был мертвецки пьян. Не раздеваясь, он ввалился в комнату, которую делил с Юлием, и рухнул на разобранный диван. Матильда стащила с него ботинки и куртку. Кай нежно и глумливо улыбнулся и потрепал ее за ухом:
— Хорошая девочка.
— Что у нас сегодня за праздник? — поинтересовалась Мати, хотя прекрасно видела, что напился Кай вовсе не от радости.
— Я поссорился с одним человеком.
— А надрался так, словно со всем миром.
— А может, этот человек и был для меня весь мир.
Матильда осторожно прилегла рядом и обняла Кая за шею. Он откинул ее руку и завозился: ему было нехорошо. Она спросила:
— Ты поссорился со своей девушкой?.. Могу я тебя утешить?
— Нет, Beauty, не в этот раз.
— А мне кажется, могу, — настаивала Мати.
Кай прикрыл глаза, и несколько секунд она любовалась его красивым мальчишеским лицом, так остро переживая эту красоту, будто знала, что это последнее, что ей довелось увидеть перед смертью. И в этот момент ее сокровищница переполнилась. Жемчуг и бриллианты потекли из ее глаз и лона, золото закапало с губ; она легла на Кая сверху, придавив его своим телом, и прижалась щекой к его лицу. Из ее груди рвался какой-то хриплый и нежный клокочущий звук, не людской, скорее птичий. Кай стонал, вырываясь из ее объятий, он не хотел утешения, не хотел утешать Матильду и особенно яростно не хотел ее любви.
Мати сдалась и отползла. Саднящая боль наполняла ее всю; это была адская смесь унижения, неутоленного желания, безнадежности, бешеной злости и обожания. Освободившись от пут Матильдиной ласки, Кай мгновенно уснул. Мати сидела на другом конце дивана, обхватив колени руками, и до ее ноздрей долетало дыхание Кая — чистый спирт пополам с грейпфрутами. Больше, чем любви Кая, ей в тот миг хотелось его исчезновения. Мысленно она воспламеняла взглядом исходящие от него алкогольные испарения; Кай вспыхивал синим огнем и мгновенно сгорал, не оставив даже золы. Но в момент, когда от него ничего не оставалось, Матильде начинало его не хватать, и она материализовала его снова и снова. В конце концов, повинуясь внезапно возникшему императиву необъяснимого бесстыдства, Матильда разделась донага и легла рядом с Каем, не прикасаясь к нему. За ее крестцом и между бедер залегла свинцовая тяжесть, словно она была беременна пушечным ядром. Она боролась с искушением опустить руку к своему межножью. И тут хлопнула входная дверь, и вошел Юлий.
Юлий походил на пересвеченный фотоснимок своего брата. Все в нем было на тон бледнее: цвет лица, голос, улыбка, пластика. Но, несомненно, они были очень похожи, как и полагается близнецам. Какой-то непостижимо долгий отрезок времени Матильда и Юлий, застыв, смотрели друг на друга. Матильда ожидала его гнева, чувствуя себя совершенно беззащитной. Она была как рыжая лисица на белом снегу под арбалетным прицелом. Но Юл почему-то не гневался. По его лицу вообще невозможно было определить, какие чувства он испытывал. И тогда Матильда протянула руки ему навстречу.
Можно подумать, это был чисто покерный жест бесшабашного риска. На самом деле то, что руководило Матильдой, было чем-то очень древним, поднявшимся из непроглядных глубин подсознания. Юл почувствовал честность, с которой Матильда предлагала ему себя, почувствовал сокрушительную силу ее женственности, как лазерный пучок, пробивающий громадную дыру в его защите, и упал перед ней на колени.
Это не было похоже ни на один секс в ее жизни. Затяжные, мучительные оргазмы накрывали ее один за другим, сменяясь, как времена года. Матильда оглохла; в ее ушах стоял непрерывный звон, точно сгорала вольфрамовая нить. Открывая глаза, чтобы хлебнуть ими красоты Юла, она видела перед собой лицо Кая, незнакомое, жестокое и жаркое. Они оба будто испытывали новое оружие небывалой мощи; это была всасывающая, бессмысленная страсть, начисто лишенная даже проблеска разумного.
Когда все закончилось, Матильда молча спрыгнула с дивана и направилась в ванную. За время соития боль и тяжесть ушли из нее, и теперь она чувствовала только опустошение и зверский голод.
Юл ждал ее на кухне. На нем был полосатый махровый халат. Юл поймал Матильду за край футболки и, любуясь, процитировал:
Лишь бледной струйкой Млечный путь
Стекает по бедру.
Но ты умрешь когда-нибудь.
И даже я — умру.
Не глядя на него, Мати открыла холодильник и зашуршала пакетами. Юлий сказал:
— Кай мне сегодня звонил. Они с Ильей расстались.
Илью Матильда видела пару раз: он заходил в гости. Худой высокий юноша с кривоватой ухмылкой и насмешливыми колючими глазами.
— В каком смысле расстались?
— Мой брат — пед. Ты не знала?
Матильда замерла с куском колбасы в одной руке и апельсином — в другой.
— Мотя, окстись. Он же «голубой», как майское небо.
В этот момент у Матильды внутри происходило что-то вроде тектонического сдвига. Она несколько раз открыла и закрыла рот, как рыба. Потом произнесла:
— Ты лжешь, потому что ненавидишь меня.
Юлий только рассмеялся. Он не лгал и не ненавидел.
Кай появился на пороге бесшумно, что было удивительно, если учитывать его состояние. Он был полностью одет и обут. Юлий не успел спросить его, куда он собрался. Кай подошел к Матильде, взял ее за подбородок и повертел. Ее руки все еще были заняты апельсином и колбасой. Кай прищурился:
— Я все видел и все слышал, голуби сизые. Я сейчас уеду по делам, а ты, — он обращался к Матильде, — ты в это время соберешь вещички и тихо умотаешь в свою общагу.
— Кай, ты не можешь… — начал было Юлий. Кай хмыкнул.
— Нет, Юл, это она не может.
Мати швырнула еду на стол.
— Чего? Чего я не могу?! С братом твоим спать не могу? Почему это, скажи на милость?.. Потому что ты — как собака на сене, да?!
— Нет, дура. Потому что он любит тебя! А ты его — нет! Ты, дура, меня любишь! А спишь — с ним! Вот так все просто. Что тебе еще объяснить? Почему я не хочу, чтобы ты вытирала ноги о моего брата?
Кай помедлил. Потом добавил, почти спокойно:
— И да, Юлик сказал правду. Я действительно га-лу-бой. И я поехал мириться со своим лавером.
Юлий вскочил:
— Ты не должен садиться за руль! Давай я тебя отвезу.
— Иди к черту. Без сопливых скользко. Помоги барышне собраться.
— Кай, ты пьян. Обещай, что возьмешь такси.
— Обещаю.
Когда дверь за Каем захлопнулась, Юлий подошел к окну и стал ждать. Послышался писк сигнализации, потом заурчал мотор.
— Проклятье! — Юлий вскочил на подоконник и высунулся в форточку. — Кааай!
