– Хобби... параллельно... – Я совсем поникла.
– Сделайте еще глоток. – Лакрица подлила мне шампанского и залпом осушила свой бокал. Я последовала ее примеру. – Мы все здесь пребываем в шоке с тех самых пор, как стало ясно, что многие потеряют свои рабочие места. Я уже знаю, что новую серию о вампирах повесят на меня, если моя коллега не вернется. Новое начальство, очевидно, надеется, что некоторые из нас сами уволятся, но мы не сделаем им такого одолжения. Мне ведь всего три года осталось до пенсии, и нужно их как- то пересидеть.
– А мне до пенсии осталось тридцать пять лет.
– Уверена, вы найдете какое-то решение. – Лакрица плеснула в мой фужер остатки шампанского и пошла к холодильнику, чтобы достать новую бутылку.
– Конечно, – пробормотала я. Это мы уже проходили. – Мне нужно только начать мыслить позитивно.
Дорогая Чарли!
Я только что подсчитала: прошло ровно двадцать три года с того дня, когда моя мама в первый раз сказала, что ты для меня – неподходящая компания.
И она была права: ты пичкала меня шоколадом, уговорила меня попробовать первую в жизни сигарету и привила мне привычку грызть ногти. Именно благодаря тебе я открыла для себя алкоголь, лифчики push-up, матерные выражения и краску для волос. И когда меня в первый и единственный раз застукали за прогуливанием школы, я тоже была вместе с тобой.
У нас дома и по сей день о тебе отзываются не иначе как «эта ужасная Шарлота». «И то, что у этой ужасной Шарлоты на пупке пирсинг, еще не означает, что ей это идет». (А вот мне шло, только это жуткое воспаление смотрелось не очень хорошо. Оно и понятно, ржавчину дезинфицируй не дезинфицируй...) «Только из-за того, что эта ужасная Шарлота бросила учебу, ты не должна этого тоже делать!» (Некоторые вещи в нашей с тобой жизни происходили параллельно.) «Просто удивительно, что эта ужасная Шарлота увела у тебя парня и она все еще твоя подруга». (Моя мама никак не может поверить, что я выгнала Ульриха по доброй воле. Равно как я не могу поверить, что Ульрих кладет свои носки в стиральную машину и что он повесил в своем платяном шкафу освежитель воздуха.)
Правда в том, что моя жизнь без этой ужасной Шарлоты была бы еще более печальной, чем она есть сейчас. Ты была первым человеком, который объяснил мне, что каштановые (так же как и красные, синие и лиловые) волосы ничуть не хуже светлых и что родители и учителя не всегда бывают правы. Ты поддержала меня, когда мама хотела свести меня с Клаусом Колером, и ты до сих пор единственная, кто всерьез воспринимает мою профессию, покупает каждый мой роман, как только его привозят в киоск, и с жадностью его проглатывает. Ни с одним другим человеком мне не было так весело, как с тобой.
Если у тебя будет девочка, я желаю ей в подруги такую же «ужасную Шарлоту», потому что лучше просто не бывает.
Сблагодарностью и любовью, твоя Герри.
Р.S. Не надо было тебе бросать учебу ради твоей так называемой певческой карьеры. Даже, несмотря на то, что ты жутко любишь петь, получается у тебя просто ужасно. Но до сих пор никто не решался тебе этого сказать. Спроси Ульриха, если не веришь мне. Он, конечно же, тебя любит, но он также любит повторять: «Лучше удалить себе корни зубов без обезболивания, чем слушать, как Чарли поет». Поэтому, пожалуйста, воздержись от мысли исполнить на моих похоронах «Ave Maria» или нечто подобное. Потому что я не хочу, чтобы у людей, собравшихся около моей могилы, появились веские причины посмеяться от души.
Р.Р.S. Сразу же забери себе все мои сережки и подушку, на которой вышиты розы и которая тебе так нравится. В ванной еще стоит новая, не начатая пачка краски для волос оттенка «Бабье лето», который тебе очень пойдет. И не волнуйся: ты будешь чудесной матерью.
4
От шампанского я ударилась в сентиментальность. «Наверное, такое же чувство возникает, когда весь мир рушится, – подумала я. – Когда земля уходит из-под ног. Когда выбивают последнюю опору...»
– Что, простите? – спросила Лакрица.
Очевидно, я озвучивала свои мысли.
– По-моему, шампанское не пошло, – сказала я. – У меня голова кружится.
– У меня тоже. Но это даже кстати. – Она посмотрела на часы. – Мы уже можем идти к господину Адриану.
– Зачем? – спросила я. – Я ведь уже все знаю.
– Да, но ведь он здесь новенький. Мы же не хотим, чтобы он подумал, будто мы забираем у него все обязанности. Прежде всего, обязанности неприятные. Я хочу понаблюдать за тем, как он будет краснеть, лишая вас средств к существованию.
– Ах, ну да, – сказала я и, поднявшись на ноги, слегка покачнулась. Оп-ля! – Об-б-бычно днем я не пью. И об-б-бычно я лучше выговариваю слово «об-б-бычно». Мне пора домой.
– Возьмите. – Лакрица протянула мне мятную конфетку. Вторую конфетку она закинула себе в рот. – Не дадим мальчику повода думать, будто заливаем свои проблемы спиртным.
– Какому мальчику?
– Да этому Адриану. Он еще совсем зеленый. «Лаурос» поставил его над нами начальником, чтобы он проводил так называемую реструктуризацию. И, по-моему, он не особо доволен новой должностью. Конечно, он пытается казаться крутым. Но к нему предъявляют слишком высокие требования. Наши старые кости ему не по зубам. Мы уверены, что еще до конца этого квартала он отсюда свалит. Даже, несмотря на то, что спит с нашей директоршей проектов.
Кабинет этого Адриана был всего через пару комнат от кабинета Лакрицы. Я добралась до него почти без потерь, держась за стены коридора то левой, то правой рукой.
– На самом деле это даже никакой и не кабинет, – злорадно заметила Лакрица. – Это комната, где раньше хранили всякие там швабры. Бедный мальчик до сих пор не смог добиться того, чтобы ему выделили постоянное рабочее помещение, да и вообще его здесь никто не слушается! Просто он не начальник по натуре. – Она постучала и одновременно повернула дверную ручку.
Бывшая кладовка оказалась крохотной, на стенах до самого потолка висели покосившиеся полки. Посередине комнатки стоял письменный стол, который явно знавал лучшие времена. А за столом сидел зажатый со всех сторон и крайне ограниченный в движениях новый главный редактор.
Он был не таким уж юным, как его описывала Лакрица. На вид я бы дала ему лет тридцать пять. А был он зеленым или нет, я сказать не могла. Но глаза у него точно были зеленые. Они сразу привлекли мое внимание. Такие глаза до сих пор я встречала только в своих собственных романах. «Его глаза обрамляли черные, невероятно густые ресницы, а их цвет напоминал темный блестящий нефрит. От его взгляда у нее по спине бежали мурашки, хоть она и не понимала причины такой реакции».
– Это наш новый главный редактор Грегор Адриан. Господин Адриан, это наш автор, с которым мы уже много лет сотрудничаем, – Герри Талер, – объявила Лакрица и прикрыла за нами дверь кабинета.
