Дядя встал, взял ведро, подхватил за ножку табурет и ласково подтолкнул корову локтем. Корова вздрогнула и медленно пошла прочь, двигая челюстями из стороны в сторону. Она напомнила Парку скучающую продавщицу на автобусной станции, она тоже сосредоточенно жевала жвачку, когда мальчик подошел пожаловаться, что автомат проглотил пятьдесят центов.
Фрэнка больше не было видно, но до Парка доносился звук льющегося в ведро молока, потом дядя снова появился в поле зрения мальчика и подсел к другой корове. Он говорил ей что-то ласковое, аккуратно устраиваясь у ее бока, и начал ритмично доить ее коричнево-розовое вымя.
Ах, иногда он тосковал по простой жизни крестьянина. Никаких забот, кроме хлеба насущного, ни подвигов, которые надо свершить, ни врагов, которых надо покарать, ни странствий, в которые надо отправляться. Но Господь предопределил ему другую судьбу -
— Попался!
Парк подпрыгнул, чуть не сбив глупую девчонку с ног. Она удержала равновесие и принялась пританцовывать вокруг, подпрыгивая то на одной ноге, то на другой. На ногах у нее были вьетнамки.
— Воришка! — дразнилась она. — Поросенок подглядывать!
У Парка вспотела шея. Будь она мальчишкой, он бы ей врезал. Но законы чести не позволят рыцарю толкнуть леди в коровью лепешку. Хотя от этой мысли ему стало легче.
— Зови меня Парком, — произнес мальчик так, как по его представлению должен произнести сын пилота бомбардировщика.
— У-у-у-у-у, — ответила девчонка, — какие мы сердитые.
Парк решил, что на этот раз в ее тоне чуть больше уважения, несмотря на смысл сказанного.
— Тхань, — тихо позвал Фрэнк из коровника, но чувствовалось, что он не шутит, — почему тебя до сих пор нет?
Девочка бросила быстрый взгляд на Парка, не произнеся ни слова, побежала к боковой двери и скрылась внутри сарая. Мальчик слышал, как Фрэнк ей что-то строго выговаривал, хоть и не ругался. Она ничего не ответила. Наверно, пошла работать, но Парку не было видно.
Мальчик обошел коровник и зашел внутрь: Тхань оставила дверь открытой. Он оказался в маленькой заставленной комнате. В одном углу громоздились высокие металлические бидоны, у противоположной от входа стены Парк увидел какое-то приспособление, наверно, что-то для молока, потому что рядом находился большой бидон, наполовину полный пенистым молоком. Чуть в стороне стоял бидон поменьше с желтоватыми сливками.
Дверь и окно слева выходили в основное помещение, где стояли восемь коров. Одну из них доил Фрэнк, вторую — девчонка.
Наверное, Фрэнк услышал Парка, потому что он тихо объяснил из-за своей коровы:
— Это сепаратор. Он отделяет сливки от молока.
— А, понятно, — ответил раздосадованный мальчик: почему-то Фрэнку не пришло в голову, что Парк и сам может догадаться.
— Он не доить корову, — отрезала девчонка. Ее корова топнула ногой и хлестнула себя хвостом по боку, словно встревоженная резким голосом Тхань.
Фрэнк остался невозмутим.
— Я хотел его позвать прям сразу, — ответил он. У дяди был красивый голос, мягкий и чуть смущенный. Но, конечно же, не такой, как у отца Парка. Папин голос уж точно звучал бы уверенно и тоже красиво. Улыбка на снимке была почти озорной.
Девочка недовольно фыркнула.
— Он не уметь.
Корова снова топнула задней ногой и двинулась прочь от громкого голоса. Тхань успокоила животное, передвинула табуретку и ведро и снова принялась за дело.
— Говори потише, Тхань, — спокойно попросил Фрэнк. И обратился к Парку:
— Хочешь, я научу?
Мальчик замотал головой. Только не тогда, когда эта сидит в тридцати футах. Тхань? Что за имя такое? В его школе учились дети из Азии, в основном, беженцы. Наверно, она из Вьетнама или Камбоджи. Для Парка все они были на одно лицо: люди, убившие отца.
Фрэнк встал, подтолкнул корову и отнес ведро с молоком к сепаратору.
— Похоже, ты уже познакомился с Тхань?
— Вроде того, — пробормотал Парк.
Фрэнк улыбнулся, словно извиняясь.
— К ней нужно привыкнуть, — дядя произнес это так тихо, чтобы Тхань не слышала, хотя мальчик видел, как она напряглась около своей коровы, пытаясь разобрать слова.
— Сколько ей лет? — прошептал Парк. Он не собирался ничего спрашивать, но это необходимо было узнать.
Фрэнк вскинул голову, словно высчитывая.
— Десять? Кажется, да. Десять. Нет. Одиннадцать. У нее день рождения в марте.
Парк усмехнулся и мягко заметил:
— А мне почти двенадцать.
— Правда? — Фрэнк, конечно, как и все взрослые считал, что возраст значения не имеет. Разве что, когда речь идет о машинах, потому что дядя продолжал:
— Представляешь, этому сепаратору, — он вылил туда молоко и щелкнул выключателем: мотор проснулся и загудел, — ему без малого сорок лет, а он все жужжит.
Скорее уж стонет. Фрэнк открыл два крана, под каждым стоял бидон.
— Хочешь посмотреть за молоком? Когда бидон будет почти полон, выключи кран.
— Конечно, — ответил Парк. Мальчик обрадовался, что дядя доверил ему что-то сделать. Он смотрел, как одна емкость заполняется молочной пеной, а в другую льется тонкая желтая струйка. Дома они пили только обезжиренное молоко, так Рэнди пыталась следить за фигурой сына, поэтому Парк как зачарованный смотрел на сливки. Ему казалось, что он толстеет от одного их вида. Интересно, что Фрэнк с ними делает? Их же так никто не пьет. Наверно, из них делают мороженое? Потом еще кофе со сливками, взбитые сливки. Может, масло? Конечно, масло. И по цвету они больше на масло похожи, чем на молоко. А как проверить, что туда не попала грязь? У Парка уже была возможность убедиться, сколько грязи окружает коров. В коровнике жужжали мухи, сюда то и дело залетали птицы. Пастеризованное. Что они проходили в школе в четвертом классе? Луи Пастер,
[30]
маленькие дети и коровья оспа…
— Дурак! — девочка перекрыла кран и оттащила бидон. По железным бокам на грязный пол коровника стекала молочная пена. Потом из другого конца комнаты притащила пустой бидон, бормоча на незнакомом языке что-то похожее на ругательства.
— Фрэнк, — позвала она громче, чем было нужно, — этот болвана не следить за молоком.
