Не дав Валентине договорить, Роберт покачал головой.
— Не обессудьте. Я понимаю, что вы — родня, и в другой ситуации охотно передал бы вам все записи. Но Элспет запретила мне это делать. Вы уж извините.
— Так ведь она умерла, — сказала Джулия.
Повисло молчание. Валентина, сидевшая рядом с Робертом, незаметно для Джулии взяла его за руку. Их пальцы сплелись. Валентина сказала:
— Ну, все. Сделаем вид, что этого разговора не было. Простите нас.
Джулия закатила глаза. Ее фингал слегка уменьшился в размерах; она замазала его тональным кремом, но от одного вида этого пятна Валентина сгорала со стыда. Она пыталась угадать, заметил что-нибудь Роберт или нет.
— Это не мое решение, — сказал он. — А поскольку содержание этих записок мне неизвестно, я даже не могу объяснить, почему вам лучше их не читать. Но для Элспет вы обе много значили, и она бы не стала чинить вам препятствия без особых на то причин.
— Да ладно, ладно, — сказала Джулия. — Проехали.
Полоска неба над парком подернулась тучами и стала ронять капли дождя.
— Давайте-ка собираться, — сказал Роберт.
Пикник обернулся полным провалом — городской идиллии, которую он с утра рисовал в своем воображении, не получилось. Друг за другом, в разной степени подавленности, они вышли за калитку. Но в автобусе Джулия сидела одна, а Валентина с Робертом — позади, и он предложил Валентине руку. Она вложила в нее свою ладонь, и до самого Хайгейта они ехали в удивленном, молчаливом умиротворении.
ЛЮДИ-БЕЛОЧКИ
Мартину снилось, что он в метро. Кружит по кольцевой, а в вагоне все места развернуты лицом к проходу. Сперва он ехал в одиночестве, а потом в вагон набилось полно народу, и он поймал себя на том, что изучает свои колени, чтобы только не таращиться в пах мужчине, которого прижало к нему. Где выходить, он точно не знал, но коль скоро это была кольцевая линия, уехать в неизвестность он не мог, а потому сидел на месте ровно и пытался вспомнить, куда направляется.
Напротив Мартина, через проход, раздавались какие-то звуки — треск, хруст, чавканье, — которые делались все громче по мере того, как поезд набирал скорость. Мартин изводился: звуки его нервировали, как зубовный скрежет. Что-то подкатилось к нему по полу и стукнуло по ноге. Он посмотрел вниз. Там лежал грецкий орех.
Поезд остановился на станции «Монумент»,
[81]
где многие вышли. Теперь Мартину стало видно, что делается напротив. Через проход от него сидели две юные особы в стоптанных белых кроссовках и медицинских халатах; у каждой на коленях стоял продуктовый пакет. У девиц были глаза навыкате и выпирающие верхние челюсти.
Обе смотрели настороженно, как будто приготовились оборонять свое добро от грабителей. Каждая запускала в недра пакета черпак ладони, доставала грецкие орехи и разгрызала своими исполинскими зубами.
— Че пялишься? — сказала одна из них Мартину.
По вагону со стуком поскакали орехи. А пассажиры — ни сном ни духом. Мартин только покачал головой, не в силах вымолвить ни слова. К его ужасу, девицы подсели к нему. Та, что заговорила первой, наклонилась к его уху.
— Мы — люди-белочки, — прошептала она. — И ты такой же.
ДЫХАНИЕ
— Надо тебе к врачу, — сказала Джулия.
Валентина кивнула и захрипела.
Легко сказать. В том, что касалось Национальной службы здравоохранения, близнецы пребывали в блаженном неведении. Роберт, пытаясь ввести их в курс дела, старался не раздражаться.
— Нельзя просто прийти в поликлинику и требовать, чтобы тебя приняли, — втолковывал он Валентине, когда близнецы подкараулили его на первом этаже. Он держал в руке пачку писем и размахивал ими для пущей убедительности. — Нужно выяснить, кто из врачей общей практики принимает первичных пациентов, дозвониться к нему в приемную и записаться на получение талона. После этого придется заполнить гору бланков и рассказать регистратору обо всех прошлых заболеваниях. Вот тогда, и только тогда, можно будет записаться на прием к врачу.
Валентина начала что-то говорить, но закашлялась.
Джулия погрозила Роберту пальцем, как будто он лично изобрел Национальную службу здравоохранения.
— Не пойдет, — сказала она. — Мышке нужно к врачу прямо сейчас.
— Ну, отправляйтесь тогда в больницу Уиттингтона, там есть отделение скорой помощи.
На том и порешили. Роберт отправился с ними.
Больница Уиттингтона занимала большую территорию у подножья Хайгейт-Хилл, на другой стороне парка Уотерлоу. Туда они дошли пешком. В весеннем воздухе плыла холодная сырость, и на подходе Валентина уже дышала глубокими, судорожными всхлипами.
После короткого опроса и короткого ожидания за Валентиной пришла молодая медсестра-пакистанка. Джулия и Роберт слушали ее низкий, успокаивающий голос, пока она уводила Валентину за двойную дверь, соединяющую приемный покой с отделением скорой помощи. Сами они принялись заполнять бланки, прибегнув к помощи медрегистратора, европейского вида мужчины с бульдожьей челюстью.
— Аллергия есть?
— На тетрациклин, плесень и сою, — отчеканила Джулия.
— Хронические заболевания?
— Понимаете, — начала Джулия, — у нее situs inversus.
Регистратор, сидевший до этого с убийственно скучающим видом, обратил внимание на Джулию и вопросительно поднял брови.
— Мы с ней зеркальные близнецы. У нее сердце вот здесь. — Джулия положила руку на грудину, с правой стороны, — а печень, почки и что там еще — как у меня, только наоборот.
Переварив эту информацию, регистратор бойко застучал по клавишам.
— Я ничего такого не знал, — сказал Роберт.
— Теперь знаете, — раздраженно бросила Джулия. — Вам-то какая разница, вы же не доктор.
— В том смысле, что вы зеркальные близнецы. Я думал, вы просто однояйцовые. То есть зеркальные близнецы, видимо… диаметрально противоположны?
Джулия пожала плечами.
— Мы довольно симметричны, но по лицам не видно. Это можно заметить по направлению роста волос, по родинкам и по рентгеновским снимкам — вот на них действительно все видно, потому что моя сестра — зеркальноотраженная. У нее асимметричный пролапс митрального клапана, — добавила она, обращаясь к регистратору.
— И что сие значит?
— У нее один клапан неправильно сформировался, — пояснила Джулия. — Потому-то я так беспокоюсь, когда у нее затрудняется дыхание. Это дополнительная нагрузка на сердце, от нее могут быть большие неприятности.
