Сейчас ответом ему была полная тишина. Дверь не составляла серьезной преграды: помимо ключа, хранившегося в конторе, у Элспет в ящике стола лежал дубликат. Ее тело покоилось в гробу на расстоянии двух шагов. Роберт гнал от себя мысли о том, что три месяца, скорее всего, не прошли бесследно.
Его в который раз поразила необратимость утраты, обобщенная и предъявленная ему в виде полной тишины, царившей в тесном помещении у него за спиной. «Есть кое-какие новости. Ты меня слушаешь?» Пока она была жива, он даже не осознавал, что события обретали для него реальные очертания лишь после того, как он рассказывал о них Элспет.
«Вчера Рош отправил письмо Валентине и Джулии». Перед мысленным взором Роберта это письмо проделало весь путь от конторы Роша в Хэмпстеде до городка Лейк-Форест в штате Иллинойс: там его доставили в дом номер девяносто девять по Пембридж-роуд, а вытащила его из ящика одна из близняшек. На пухлом конверте кремового цвета с лаково-черным тиснением «Адвокатское бюро „Рош, Элдеридж, Поттс и Лефли“» адрес сестер-близнецов был написан от руки кружевным почерком секретарши Констанс, служившей у Роша с незапамятных времен. Роберт представил, как одна из девочек с любопытством крутит в руках этот конверт. «Что-то меня гложет, Элспет. Мне было бы спокойнее, если бы ты хоть одним глазком посмотрела на этих девчонок. Тебе с ними не жить под одной крышей, но вдруг это какие-нибудь аферистки? Или, чего доброго, продадут квартиру каким-нибудь аферистам?» Впрочем, мысль о двойняшках как-то завораживала его воображение, а эксперимент, который задумала Элспет, вызывал необъяснимое доверие.
— Могу все имущество завещать тебе, — говорила в свое время Элспет. — А могу — девочкам.
— Пусть достанется девочкам, — отвечал он. — У меня всего предостаточно.
— Хм. Ладно, будь по-твоему. А что же я оставлю тебе?
Он сидел рядом с ней на ее больничной койке. После операции по удалению селезенки у нее резко подскочила температура. Ужин Элспет так и остался стоять нетронутым на передвижном столике. Роберт растирал ей ступни разогретым пахучим бальзамом.
— Ну, не знаю. Ты можешь заказать свою реинкарнацию?
— Говорят, двойняшки — мои копии, — улыбнулась Элспет. — Если получится, заманю их в свою квартиру. Давай я оставлю тебе двойняшек, согласен?
Теперь улыбнулся Роберт.
— Это может привести к непредсказуемым последствиям. Будет, знаешь ли… тяжеловато.
— Брось, пожалуйста. Нет, я серьезно хочу тебе что-нибудь оставить.
— Прядь волос?
— Ох, разве это волосы? — вздохнула она, теребя редкий серебристый пушок. — Надо было раньше думать, когда на голове действительно что-то росло.
Прежде у Элспет были локоны до плеч, цвета топленого масла.
Роберт покачал головой:
— Неважно. Я просто хочу сохранить частицу тебя.
— Как викторианцы? Жаль, длинной прядки не будет. А то мог бы заказать волосяные серьги, брошку — что-нибудь в этом духе. — Она рассмеялась. — Можешь, кстати, меня клонировать.
Он сделал вид, что рассматривает такую возможность.
— Нет, клонирование еще только делает первые шаги. Представь, сотворят из тебя безобразную толстуху, вместо рук и ног — ласты. К тому же мне придется ждать, пока ты подрастешь, а тогда я уже стану пенсионером — ты в мою сторону и смотреть не захочешь.
— Уж лучше пускай будут двойняшки. Они — наполовину я, наполовину Джек. А на фотографиях от него вообще ничего нет, я сама видела.
— Откуда, интересно знать, у тебя их фотографии?
Элспет зажала рот ладонью.
— От Эди. Только никому ни слова.
Роберт не понял.
— С каких это пор вы с ней общаетесь? Мне казалось, ты ее ненавидишь.
— Я ненавижу Эди? — возмутилась Элспет. — Ничего подобного. Да, я на нее сильно рассердилась и до сих пор злюсь. Но ненависти к ней никогда не испытывала — это же все равно что ненавидеть саму себя. Просто она… она сделала одну глупость, которая испортила жизнь нам обеим. Но все равно — мы с ней близнецы. — Элспет запнулась. — Я написала ей примерно год назад — когда мне впервые поставили диагноз. Подумала, что надо сообщить.
— Ты мне ничего не рассказывала.
— Да, верно. Это сугубо личное.
Роберт убедил себя, что обижаться смешно. И смолчал.
— Ну что ты, в самом деле? — спросила она. — Если бы вдруг объявился твой отец, ты бы мне рассказал?
— Представь себе, да.
Элспет взяла в рот кончик большого пальца. Этот жест всегда казался Роберту очень сексуальным, просто неотразимым, но теперь он был не к месту. Она проговорила:
— Да, ты бы, конечно, рассказал.
— Что ты имеешь в виду: «Они — наполовину я»? Они же дочери Эди.
— Ну да. Конечно, это ее дочери. Но мы с ней — однояйцовые близнецы, так что генетически ее дети — все равно что мои.
— Ты их в глаза не видела.
— Ну и что? Я одно скажу: у тебя никогда не было близнеца и ты не можешь понять, что это значит.
Роберт помрачнел еще сильнее.
— Перестань. Ну, не дуйся.
Она хотела подвинуться к нему поближе, но капельницы не пускали. Роберт с осторожностью опустил ее ступни на полотенце, вытер руки, встал и пересел на полукружье белой простыни возле ее талии. Элспет почти не занимала места на койке. Опершись одной рукой на подушку, он склонился над ее лицом. Элспет погладила его по щеке. Прикосновение ее ладони сдирало ему кожу, как наждачной бумагой, — его пронзила почти физическая боль. Повернув голову, он поцеловал ее ладонь. Они проделывали такое не раз.
— Если хочешь, оставлю тебе дневники, — прошептала Элспет. — Из них ты узнаешь все мои тайны.
Впоследствии ему стало ясно, что весь этот разговор был затеян неспроста. Но в то время он только и сказал:
— Ну-ка, признавайся. Неужели в них есть что-то страшное?
— Не то слово. Но это дело прошлое. После встречи с тобой я жила чистой и беспорочной жизнью.
— Беспорочной?
— Ну, моногамной, скажем так.
— Ладно, хватит. — Он коснулся губами ее лба; температура ползла вверх. — Тебе надо поспать.
— А ножки мне помассировать? — Она заговорила как ребенок, требующий любимую сказку.
Он опять переместился в изножье кровати, выдавил из тюбика немного бальзама и согрел его в ладонях.
Элспет со вздохом закрыла глаза.
— Мм, — протянула она через некоторое время и выгнула подъем. — Черт возьми, до чего приятно.
Вскоре Элспет задремала, а он еще долго сидел в раздумьях, не выпуская из рук ее скользкие ступни.
Тут Роберт открыл глаза. Спохватился, не уснул ли, часом, уж очень яркими были те воспоминания. «Где ты, Элспет? Наверное, ты осталась только у меня в голове». Роберт обвел взглядом ближайшие надгробья, которые опасно накренились. У одной могилы по обеим сторонам выросли деревья; они приподняли каменную плиту на дюйм-полтора над основанием, и теперь она буквально висела в воздухе. На глазах у Роберта из-под завесы плюща, обвившего удаленные от главной аллеи памятники, выскочила лисица. Она заметила его, на мгновение замерла, а потом исчезла в низких зарослях. До Роберта доносилась лисья перекличка — то поблизости, то на расстоянии, в кладбищенских дебрях. У лис наступил брачный сезон. День уходил. Роберт вымок до костей и продрог. Он стряхнул оцепенение.
