— Как только он избавится от вероломных советчиков, то, конечно, сделает это, — подтвердил проповедник.
— Откроет ворота собственного парка?
— Земли полно. В Англии необозримые территории общинных земель и пустошей. Для всех нас хватит земли, да и для городских жителей тоже, а если не хватит, то стоит лишь оглянуться вокруг. А что? Одни только сады Нью-Холла — да эта земля прокормит пятьдесят семей, если пустить ее под пахоту! В нашей стране столько богатства! Всем нам достанется, если мы отберем излишки у нечестивцев и отдадим их нуждающимся.
Элизабет почувствовала острожное прикосновение к локтю.
— Пойдем отсюда, — прошептал Джон ей на ухо. — Это не проповедь. Он просто держит перед вами речь. В его проповеди больше измены, чем Писания.
Она безропотно позволила мужу увести ее из толпы.
— Ты все слышал? — спросила она, когда они вошли в дом.
— Я слышал достаточно, — заверил Традескант.
Джей посмотрел на родителей, потом снова опустил голову и продолжил ужинать.
— Он во всем обвиняет герцога, — сказала Элизабет.
— И кое-кто с ним согласится, — заметил Джон.
— Он уверяет, что если бы король отказался от дурных советов герцога, то дал бы нам землю и прекратил войны.
— Король все равно будет жить как король, — возразил Традескант, — независимо от того, рядом ли мой господин или нет. И ни один король не пожертвует своей землей.
— Но если бы… — снова начала Элизабет.
Подтащив свой стул, Джон сел рядом с сыном.
— Это все мечты, — прервал он супругу. — И неправда. Сказка для детей. Представь себе страну, в которой у каждого есть свой сад, где каждый выращивает достаточно урожая, а также фрукты и цветы. Это не Англия, это рай. Там не будет ни голода, ни нужды, там каждый создаст такой сад, какой пожелает, и будет наблюдать за его ростом.
В маленькой комнате воцарилось молчание. Джон, который собирался всего-навсего высмеять слова проповедника, обнаружил, что его самого чрезвычайно привлекает идея о нации садовников, где парки превращены во фруктовые сады, а куски общинной земли — в пшеничные поля. И нет в этой стране ни голода, ни нужды.
— В Виргинии люди сами отмеряют землю от леса и отрезают себе столько, сколько захотят, — вмешался Джей. — Так что это необязательно мечта.
— Да земли и здесь много. — Джон пожал плечами. — Если бы ее поделить поровну между всеми мужчинами и женщинами. Есть ведь и общинные земли, и пустоши, и леса… земли хватило бы на всех.
— Значит, проповедник был прав, — заключила Элизабет. — У богатых излишек всего, и от этого нищают остальные. Богачи огораживают территории и превращают их в парки и дикие леса. И поэтому для бедных людей земли не остается.
Лицо Джона мгновенно посуровело.
— Это изменнические разговоры, — отрезал он. — Все принадлежит королю. Он волен делать со своей собственностью, что пожелает. Никто не может прийти и потребовать, чтобы король отдал землю бесплатно. Вся земля принадлежит королю.
— За исключением тех акров, что принадлежат герцогу, — лукаво промолвил Джей.
— Он держит эту землю для короля, а король — для Бога, — напомнил Традескант простую истину.
— Значит, нам осталось только молить Бога, чтобы он передал землю беднякам! — Джей встал из-за стола и раздраженно отодвинул миску. — Потому что они не переживут еще одно лето чумы и плохого урожая без помощи, а судя по всему, ни король, ни герцог не собираются облегчить их страдания.
ЛЕТО 1626 ГОДА
Традескант полагал, что герцога критикуют в основном невежественные люди, мальчишки, такие как Джей, женщины, такие как Элизабет, и бродячие проповедники, чье мнение может потревожить душевный мир нормального человека, но никак не разрушить его.
Но затем король созвал парламент в Оксфорде, подальше от чумы, превратившей улицы города в покойницкую. Долги принудили Карла иметь дело с парламентом, несмотря на то что король сомневался в преданности членов парламента и ненавидел их самомнение. Как только люди попадали в парламент, они переставали подчиняться и оплачивать огромные долги двора. Вместо этого простые деревенские сквайры представляли королю длинные списки жалоб на герцога и требовали, чтобы он предстал перед комитетом для расследования его проступков.
— Я не понимаю ситуации, не понимаю, что происходит, — объяснял Джон супруге.
Он работал в своем саду при маленьком домике в Нью-Холле, сажал горох правильными аккуратными рядами. Элизабет видела, что его пальцы еле заметно дрожали, когда он вдавливал каждую горошину в землю.
— Они хотят отстранить его от должности! Судить за государственную измену!
— Ты намерен к нему поехать? — спросила Элизабет, стараясь сохранить голос абсолютно бесстрастным.
Джон помотал головой.
— Как я могу? Без приказа?
— Разве он не пошлет за тобой?
— Пошлет, если решит, что я могу быть полезен. Но для этого нет ни малейшего повода. В Оксфорде садовник ему не нужен.
— Но он использует тебя для самых разных поручений, — заметила Элизабет.
Она подумала про себя: «Для грязных дел», а вслух уточнила:
— Для конфиденциальных дел.
Джон кивнул.
— Если он вызовет меня, я поеду. Но я не могу отправляться, пока нет его распоряжения.
Элизабет показалось, что голова мужа поникла. Судя по всему, Традескант печалился, что герцогу грозит опасность, он в беде, но никак не догадается вызвать на помощь своего садовника.
— Я должен ждать, — вздохнул Джон.
Один из слуг герцога привез в Нью-Холл новости из Оксфорда. Управляющий увидел Джона во дворе конюшни и послал за ним, чтобы тот наведался в контору.
— Тебе будет приятно услышать: герцог не предстанет перед обвинителями! — сообщил сияющий Уильям Уорд. — Я знал, что ты тревожишься.
Сорвав с головы шляпу, Джон подбросил ее в воздух, как мальчишка.
— Благодарю Тебя, Господи! Слава Богу! — воскликнул он. — Все эти десять дней я просто умирал от беспокойства. Слава Богу, возобладал здравый смысл. Они сняли все обвинения? Отказались от них? Ну кто может противостоять герцогу? А, господин Уорд? Кто может думать о нем плохо после того, как посмотрит на него и послушает его речи?
Господин Уорд покачал головой.
— Они не сняли обвинения.
— Как так? Они должны были это сделать! Ты сказал…
— Я сказал, что он не предстанет перед обвинителями…
— Ну и?
