— Сожалеешь? — спрашивает ласково.
— Нет, просто боюсь за него.
Он кивает. Он знает довольно о Георге и не станет заверять меня понапрасну, что брату ничего не грозит. Отношения Георга с сэром Франциском, их сомнительные дружки, пьянство, азартные игры, таскание по публичным домам ни для кого больше не секрет. Придворные теперь куда более открыто пускаются во все тяжкие, и Георг всегда впереди.
— И за нее, — добавляю я, думая о сестре, которая выгнала меня из дома, как попрошайку. Что же, теперь у нее остался только один верный друг в целом свете.
Уильям повернулся ко мне, взял за руку:
— Не грусти.
И вот мы скачем к реке, туда, где уже ждет лодка.
Мы прибыли в Ли, недалеко от Рочфорда, рано утром. Лошади продрогли от долгой ночи на реке, неспокойны. Мы ведем их в поводу по тропинке. Уильям показывает дорогу на ферму. Над полями еще стоит утренний туман, сыро, холодно, в это время года в деревне не особенно приятно. Впереди долгая, с затяжными дождями, стылая зима в маленьком домике на ферме, вдали от города, вдали от всего. Наверно, намокшая юбка не просохнет еще полгода, не меньше. Уильям искоса бросает на меня взгляд, улыбается:
— Садись на лошадь, радость моя, оглядись вокруг. Солнце уже встает, все будет хорошо.
Я выдавила из себя улыбку, выпрямилась, пустила лошадь вперед. Теперь мне видна камышовая крыша фермы. Мы добрались до верхушки холма. Под ногами все пятьдесят акров его владений, речушка неподалеку, конюшни, амбары — все такое же аккуратное, как мне помнится.
Вниз с холма — и вот Уильям спешивается, чтобы открыть ворота. Откуда-то появляется мальчишка, с недоверием на нас смотрит:
— Вам сюда нельзя, это владения сэра Уильяма Стаффорда. Он при самом королевском дворе живет.
— Благодарю, — смеется Уильям. — Я и есть тот сэр Уильям Стаффорд. Беги передай матери, что у нее вырос отличный привратник. Скажи, я вернулся и привез молодую жену. Нам понадобятся хлеб, молоко, ветчина и сыр.
— А вы и впрямь сэр Уильям Стаффорд? — неуверенно переспрашивает мальчуган.
— Да.
— Тогда она может и цыпленка зарезать, — решает он и бежит по тропинке к маленькому домику неподалеку.
Я направляю Джесмонду в ворота, вот мы уже во дворе. Уильям снимает меня с седла, бросает поводья на луку, ведет к дому. Кухонная дверь открыта. Мы переступаем через порог.
— Садись, — усаживает меня в кресле у камина. — Сейчас разожгу огонь.
— Нет, — настаиваю я, — раз уж я жена фермера, мне разжигать очаг, а ты пока расседлывай коней.
Он медлит на пороге:
— А ты справишься, моя маленькая возлюбленная?
— Убирайся, — шутливо замахиваюсь на него. — Нечего тебе делать на моей кухне. Давай уж сразу разберемся, кто где хозяин.
Я словно играю в кукольный домик, вроде того, что у моих детей в зарослях папоротника. Но это же настоящий дом и трудности тут настоящие. Растопка уже приготовлена, трут лежит рядом, только четверть часа кропотливой работы — и камин затоплен, маленькие огоньки лижут бревна. Труба не прогрета, но ветер благоприятный, так что тяга неплохая. Уильям завел лошадей в стойла, а парнишка вернулся, таща узел с едой. Мы разложили яства на деревянном столе, устроили настоящий пир. Достали из чулана под лестницей бутылку вина, выпили за здоровье друг друга и за наше будущее.
Семейство, управлявшееся с фермой, пока Уильям был при дворе, содержало все в полном порядке. Изгороди подстрижены, канавы прочищены, поля скошены, сено запасено и лежит в амбаре. Уже забили часть скота, мясо засолено или прокопчено на зиму. В курятнике полно кур, голуби в голубятне, в ручье не переводится рыба. До моря недалеко, за пару пенни можно купить у рыбаков морской улов. Ферма процветает, и жизнь на ней не так уж трудна.
Мать встретившего нас мальчугана, Меган, приходит каждый день помочь мне по хозяйству, научить управляться по дому. Показывает, как сбивать масло, отжимать сыр, печь хлеб, ощипывать цыплят, голубей или дикую птицу. Все необходимые навыки — только хотелось бы, чтобы ученье давалось полегче. Я совершенно измучена.
Кожа на руках высохла и потрескалась, в маленьком серебряном зеркальце отражается загоревшее от солнца, обветренное лицо. В конце дня я падаю в кровать и сплю без сновидений — даже на это уже нет сил. Но несмотря на страшную усталость, каждый день приносит какую-нибудь маленькую победу. Мне нравится эта работа — без нее на столе не появится обед, в глиняном кувшинчике с нашими скромными сбережениями не прибавится пара пенсов. Мне приятно трудиться вместе с мужем на нашей собственной земле. Я учусь тому, что каждая бедная женщина знает с детства, а когда Меган меня спрашивает, почему мне не жаль роскошных платьев и тонкого белья, я вспоминаю нескончаемые танцы с кавалерами, которые мне противны, ухаживания мужчин, до которых мне нет никакого дела, игру в карты, где спускаются целые состояния, и самое отвратительное — необходимость каждый день кого-нибудь умасливать. А здесь никого, только мы с Уильямом, живем в простоте, счастливые будто полевые птички — все именно так, как он обещал.
Единственная печаль моя — дети. Я пишу им каждую неделю, а раз в месяц отправляю письма Георгу или Анне, желаю им здоровья и благополучия. Пишу секретарю Томасу Кромвелю, прошу его походатайствовать за меня перед сестрой, вымолить у нее разрешение вернуться. Но просить прощения — ни за что. Не желаю улещивать их, извиняться. Не в силах я такого написать — рука не поворачивается. Не могу сказать, что жалею о своей любви к Уильяму, каждый день он мне дороже и дороже. В этом мире, где женщин продают словно призовых лошадей, я нашла себе любимого, вышла замуж по любви. Не желаю притворяться, что ошиблась.
Зима 1535
На Рождество я получила письмо от брата.
Дорогая сестрица! Поздравляю с праздниками и надеюсь — ты здравствуешь на этой своей ферме не хуже, чем я при дворе. А может, и лучше.
Жизнь нашей сестры не слишком сладка. Король скачет по полям и танцует с одной из девчонок семейства Сеймур — помнишь Джейн? Та, которая как поглядит на тебя — ну просто сахар, а как на короля — сама невинность. Король за ней ухаживает прямо под носом у нашей королевы, ясно, она не слишком довольна. Она уже обрушила на его голову пару бурь, только ему теперь и дела нет, не то что раньше. Когда она злится, он особо не расстраивается, просто убегает подальше. Можешь себе представить, она от этого не в восторге.
Дядюшка, боясь королевского охлаждения, пытается подсунуть ему Мадж Шелтон, и его величество разрывается между двумя юбками. Они обе придворные дамы, все время в покоях королевы. Можешь себе представить, какие там разыгрываются драмы. Вот король и предпочитает держаться подальше — немало времени охотится, и пусть себе дамы кричат и плачут и выцарапывают друг дружке глазки.
Анна умирает от страха, и я не знаю, что из всего этого выйдет. Когда она старалась избавиться от старой королевы, ей в голову не приходило, что теперь ни одна коронованная особа не сможет жить спокойно. У нее при дворе ни одного друга, только я. Отец, мать и дядюшка спят и видят подсунуть королю Мадж, отвлечь его от сеймуровской девчонки. Анну это совсем не радует, она все время обвиняет семейство в кознях против нее — теперь им нужна новая говардовская девочка. Ей тебя ужасно не хватает, но она ни за что не признается.
