Он повел ее прочь от лужайки, по извилистой тропинке, ведущей к скамейке под большим тисом.
— Мисс Анна, — начал он.
— Слишком сыро, чтобы сидеть, правда?
Он немедленно скинул плащ, постелил на каменной скамье.
— Мисс Анна…
— Нет, слишком прохладно, — заявила она и поднялась.
— Мисс Анна! — воскликнул он, на этот раз чуть сердито.
Анна помедлила, повернулась, одарила его самой соблазнительной из своих улыбок.
— Ваше сиятельство?
— Я хочу знать, почему с недавних пор вы так холодны со мной?
Она помолчала минутку, потом, отбросив привычное кокетство, поглядела на него — лицо такое серьезное и прекрасное.
— Я не хотела быть неласковой, — медленно начала она, — я просто пытаюсь быть поосторожней.
— Правда? Я так мучился!
— Я вовсе не желала вас мучить. Мы оказались слишком близко, так оставаться не может.
— Почему? — прошептал юноша.
Она обвела взглядом сад, поглядела на реку, проговорила тихо:
— Я думала, так будет лучше — для меня, а может, и для нас обоих. Наша дружба сделалась слишком тесной, я чувствовала себя неловко.
Он отступил от нее, потом снова приблизился.
— Я бы в жизни не причинил вам никакого неудобства, — заверил Генрих Перси. — Хотите, поклянусь, что это будет просто дружба и даже тени скандала на вас не упадет.
Она взглянула на него сверкающими черными очами:
— Пообещаете, что никто и никогда не скажет, что мы влюблены друг в друга?
Он, не говоря ни слова, отрицательно мотнул головой. При этом дворе, где каждый только и мечтает о скандале, как можно такое пообещать.
— Пообещаете, что мы никогда друг в друга не влюбимся?
— Конечно, я люблю вас, мисс Анна, — раздумчиво произнес он. — Нежно, как положено придворному.
Она улыбнулась, будто довольная его ответом:
— Я знаю, это просто весенняя игра и больше ничего. Я тоже, конечно, вас люблю. Но эта игра опасна, если игроки — привлекательный мужчина и молодая девушка. Тогда многие сразу скажут — они просто созданы друг для друга.
— А такое говорят?
— Да, когда мы танцуем. Когда видят, как вы глядите на меня, как я улыбаюсь в ответ.
— А что еще они говорят? — Он завороженно следил за рассказом.
— Говорят, вы в меня влюблены. Говорят, я влюблена в вас. Говорят, мы по уши увязли в любви, а думаем, это просто игра.
— Боже. — Он вдруг будто прозрел. — Да, ведь это правда.
— Но, милорд, что вы такое говорите?
— Каким же я был дураком. Давным-давно уже в вас влюбился, а сам все время думал — это просто забава, вы меня дразните, ничего серьезного.
— Для меня все куда как серьезно, — ласково на него глянув, прошептала она.
Юноша застыл под взглядом этих темных глаз.
— Анна, — шепнул он, — любовь моя.
Ее губы как будто ждали поцелуя. Она выдохнула:
— Генрих. Мой Генрих.
Он приблизился, обнял затянутую в кружева талию. Притянул Анну к себе, та подалась, источая соблазн, чуть двинулась навстречу. Генрих наклонился к ней, губы нашли губы девушки — в первом поцелуе.
— Скажи это, — прошептала Анна, — скажи прямо сейчас, в этот самый момент, скажи мне, Генрих.
— Выходи за меня замуж!
— Вот дело и сделано, — небрежно рассказывала Анна вечером, когда мы остались в спальне вдвоем. Она приказала принести горячей воды, и мы обе сидели в ванне, поочередно терли друг другу спинки и мыли друг дружке волосы. Анна, как и все при французском дворе, большая поклонница чистоты, на этот раз занималась мытьем еще неистовей, чем обычно. Она проверила мои ногти — и на руках, и на ногах, будто я была грязнулей-мальчишкой, дала мне специальную палочку слоновой кости — вычистить уши, словно я была годовалым младенцем, расчесала частым гребнем — нет ли вшей — каждую прядку моих волос, сколько я ни ойкала от боли.
— Ну и… Что сделано? — сердито спросила я, вылезая из ванны и завертываясь в простыню — вода капала на пол. Вошли четыре служанки — вычерпать воду, чтобы можно было унести громоздкую деревянную ванну. Они собирали воду большими грубыми, уже намокшими простынями, так что дело продвигалось медленно. — Все, что ты мне рассказала, — просто флирт, да и только.
— Он сделал мне предложение, — ответила Анна, чуть за служанками закрылась дверь. Она потуже обернулась в простыню и уселась перед зеркалом.
Раздался стук в дверь.
— Ну, кто там еще? — раздраженно крикнула я.
— Это я, — ответил Георг.
— Мы ванну принимаем.
— Ничего, пусть войдет. — Анна уже начала расчесывать иссиня-черные волосы. — Поможет мне расчесать этот колтун.
Брат ступил в комнату и только брови поднял, заметив всю эту мешанину — вода на полу, повсюду мокрые простыни, мы обе, полуодетые, густая грива Анны в беспорядке рассыпалась по плечам.
— Что такое — маскарад? Нарядились русалками?
— Анна решила, надо помыться. Опять!
Сестра протянула брату расческу.
— Расчеши мне волосы, — улыбнулась хитрой улыбкой. — А то Мария всегда их так дерет.
Брат покорно принялся расчесывать густые черные кудри, прядку за прядкой. Он орудовал бережно, будто расчесывая гриву любимой кобыле. Анна от удовольствия даже глаза зажмурила.
— Вши? — внезапно насторожилась она.
— Пока нет, — доверительным шепотом, достойным венецианского парикмахера, ответил брат.
— Что сделано? — повторила я, возвращаясь к рассказу Анны.
— Он у меня в кармане, — без обиняков заявила сестра. — Генрих Перси. Сказал, что меня любит, сделал предложение. Ты и Георг должны быть свидетелями на обручении. Пусть даст мне кольцо, тогда и впрямь дело сделано, не разобьешь, ничуть не слабее, чем венчание в церкви со священником. И я буду герцогиней.
— Господи Боже мой. — Георг застыл с расческой в руках. — Анна! Ты уверена?
— Что мне — упускать такое? — резко бросила она.
— Нет, — согласился брат, — но все-таки. Герцогиня Нортумберленд! Боже, Анна, тебе будет принадлежать почти весь север Англии.
Она кивнула, улыбнулась своему отражению в зеркале.
— Господи, мы станем одной из самых влиятельных семей в стране! А может, и во всей Европе! Мария в постели короля, ты — жена одного из самых могущественных его подданных. Мы навсегда вознесем Говардов на небывалую высоту. — Он прервал взволнованную речь, будто уже обдумывал следующий шаг.
