Из-под капюшона накидки показалось бледное лицо сестры.
— К моему мужу, — просто сказала она.
— Анна, так нельзя. — Я была в ужасе. — Тебя могут заметить, и тогда все пропало.
— Мы обручились в глазах Божьих и перед свидетелями. Крепко, как брак, правда ведь?
— Да, — против воли подтвердила я.
— А брак можно объявить несостоявшимся, если он не завершен, так?
— Да.
— Значит, надо поторопиться. Тогда и его семье не увильнуть — если мы оба скажем, что и обручились и поженились.
Я стояла на коленях в кровати, умоляя ее остаться.
— Что, если тебя увидят!
— Не увидят.
— Тогда его семья будет знать, что ты и он бродите по замку по ночам!
Она пожала плечами:
— Какая разница! Дело уже будет сделано.
— А если все закончится ничем… — Под взглядом ее жгучих глаз я оборвала фразу на середине. Она одним прыжком была у кровати, схватила ворот моей ночной рубашки, скрутила его жгутом на шее.
— Оттого я и иду, — прошипела сестра. — Ничего ты не понимаешь. Чтобы все не закончилось ничем. Чтобы никто не мог сказать — ничего не произошло. Чтобы все было подписано и скреплено печатью. Обручились и поженились. Дело сделано, не отречешься. А ты спи. Я вернусь скоро, задолго до рассвета. Но теперь мне пора.
Я кивнула и больше не произнесла ни слова, пока она не взялась за дверное кольцо.
— Но, Анна, ты его любишь?
Капюшон почти закрывал ее лицо, но я все же разглядела уголок улыбки.
— Глупо, ясное дело, в этом признаваться, но я вся словно в лихорадке, стоит ему только меня коснуться.
Тут она открыла дверь и исчезла.
Лето 1523
На Майский праздник кардинал Уолси придумал новую забаву — игру в разбойники. Придворные дамы, все в белом, погрузились на барки, и на них — вот неожиданность — напали французские разбойники, все в черном. Вольные английские стрелки, одетые в зеленое, на своих барках попытались отбить пленниц. Завязалась веселая потасовка, противники окатывали друг друга водой из ведер, стреляли налево и направо снарядами, сделанными из свиных пузырей, наполненных водой. Королевская барка, богато изукрашенная зелеными флагами с зеленым же вымпелом на мачте, оснащенная маленькой пушечкой, забрасывала французских разбойников водяными снарядами, так что нападавших пришлось спасать при помощи лодочников с Темзы, которым за это немало заплатили. Одно плохо, им тоже хотелось поучаствовать в битве.
Королева во время сражения вымокла с головы до пят. Она веселилась, как девочка, глядя на мужа в роли Робин Гуда Ноттингемского, с маской на лице и зеленой шапочкой на голове.
Я сидела рядом с королевой, король бросил мне розу. Мы вернулись к пристани Йоркского дворца, там нас приветствовал сам кардинал. Заиграли спрятавшиеся за деревьями музыканты. Золотоволосый, на голову выше всех остальных, Робин Гуд повел меня в танце. Улыбка, я видела, ни на миг не покидала лица королевы, хотя король, танцуя, взял мою руку и прижал ее к зеленому камзолу, там, где было сердце. Чепец не скрывал великолепия торчащей за ухом розы.
Повара кардинала превзошли самих себя. Фаршированные павлины и лебеди, гуси и утки, оленина всех сортов, четыре вида жареной рыбы, а лучше всех жареный карп. Засахаренные фрукты и марципаны в форме цветов и букетов—отпраздновать май — так хороши, что даже есть жалко. После трапезы, когда от реки потянуло прохладой, музыканты заиграли таинственную мелодию и повели нас темнеющими аллеями обратно ко дворцу.
Дворец преобразился, кардинал приказал задрапировать залу зеленой материей, в каждом углу огромные букеты цветов, а в центре два зеленых трона — один для короля, другой для королевы. Перед тронами маленькие танцовщики исполняют замысловатый танец. Мы заняли свои места, полюбовались на детишек в маскарадных костюмах, а потом и сами принялись танцевать.
Все веселились до полуночи, и только тогда королева поднялась и приказала придворным дамам покинуть залу. Я следовала в ее кортеже, но тут король ухватил меня за подол платья.
— Пойди сюда, — нетерпеливо приказал он.
Королева повернулась, собираясь сделать прощальный реверанс, и увидела — король держится за мою юбку, а я растерянно гляжу на него. Она, не задумываясь, опустилась перед мужем в самом что ни есть изысканном испанском реверансе.
— Спокойной ночи, супруг мой, — голос — слаще не бывает, — спокойной ночи, мадам Кэри.
Я тоже нырнула в реверансе и прошептала, склонив голову:
— Спокойной ночи, ваше величество.
Как мне хотелось опуститься еще ниже, на пол, провалиться сквозь пол, чтобы она не видела моего пылающего лица.
Когда я выпрямилась, королевы уже не было. Король будто совсем о ней позабыл, словно это мать ушла, оставив детишек резвиться на свободе.
— Музыканты, играйте, — весело скомандовал он. — И подать сюда еще вина.
Я огляделась вокруг, придворные дамы удалились вместе с королевой. Георг ободряюще улыбнулся мне и шепнул еле слышно:
— Не тушуйся, сестренка.
Я не знала, что отвечать, но тут Генрих поднял бокал и повернулся ко мне:
— За Королеву мая!
Придворные, которые повторили бы за королем все, что угодно, хоть голландскую скороговорку, подняли бокалы:
— За Королеву мая!
Генрих взял меня за руку и повел к трону, где только что сидела королева. Я покорно следовала за ним, только ноги заплетались. Не готова я сесть в ее кресло.
Он нежно подтолкнул меня у первой ступеньки, я обернулась взглянуть на невинные детские мордашки, на такие знакомые лица приближенных короля.
— Давайте станцуем для Королевы мая!
Он подхватил какую-то девчушку, и они принялись исполнять сложные фигуры танца. Я сидела в кресле королевы, глядя на ее мужа, танцующего передо мной, слегка флиртующего с партнершей, и понимала — у меня на лице такая же улыбка-маска, как у королевы, — все понимающая, все принимающая.
На следующий день после Майского праздника Анна — лицо белее мела — влетела в комнату.
— Посмотри! — прошипела она, бросив на кровать листок бумаги.
Дорогая Анна, сегодня я не могу с вами увидеться. Его преосвященство кардинал все знает, и мне приказано дать ему полное объяснение. Клянусь, я вас не подведу.
— Боже мой, — тихо сказала я. — Кардинал знает. Значит, король тоже узнает.
— И что с того? — проговорила сестра, бросаясь на меня, словно ядовитая змея. — Ну и пусть все знают. Мы обручились по всем правилам, правда ведь? Значит, все и должны узнать.
Я видела, листок бумаги дрожит у нее в руках.
