* * *
Опять я вижу во сне воду. Вода везде — на мне, во мне и вокруг, она течет, разливается, сочится отовсюду. Я слышал, что сон про воду — к переменам, и каждый раз, как приснится вода, думаю: «Вот черт! Опять перемены! Будет ли этому когда-нибудь конец?»
И машину мою уже третий год подряд во время весенней уборки столичных улиц оттаскивают на штрафную площадку. Вот уже третий год подряд мой красный «ситроен» конца восьмидесятых годов оказывается в конце улицы Сейльдускгатен в тот момент, когда работники коммунальной службы начинают поливать и подметать улицу к 17 мая
[1]
, чтобы горожанам и гостям города было ходить по ней приятно во время праздника и в последующие дни.
Как мне кажется, я ставлю машину на парковку по всем правилам. Так было сейчас, и в прошлом году, и в позапрошлом. В нынешнем году, по-моему, особенно хорошо. Она стоит аккуратно и никому не мешает. Я даже считаю, что припарковался просто отлично, такую парковку можно назвать идеальной. В последний раз, когда я пользовался машиной, то есть почти неделю тому назад, я тихонько заехал на эту улицу, отыскал свободное местечко и аккуратно припарковался. Я еще немного посидел, чтобы дослушать передачу английского радио, великодушно ретранслированную для нас Норвежским государственным радиовещанием, про одного исследователя, которого суд приговорил к наказанию за недостаточно гуманное обращение с лабораторными мышами, за это у него отобрали мышей, и в результате пошло насмарку несколько лет работы, посвященной вопросу о восстановлении поврежденной ткани головного мозга. Дослушав, как там разделались с исследователем, с мышами и с британской судебной системой и дождавшись конца передачи, я сначала убедился, что колеса стоят впритык к поребрику, и лишь после этого выключил мотор и вышел из машины. Помню, я еще порадовался, что так удачно ее поставил. Детский сад напротив был расположен ровно на таком расстоянии, чтобы детишки не могли добросить сюда камнем, в конце квартала висел запретительный знак, так что практически улица кончалась тупиком, там стояли багажные тачки, на которых развозят газеты подписчикам, но до перекрестка было достаточно далеко, и не было оснований опасаться, что развозчики, являющиеся чуть свет с толстыми связками ключей, поцарапают машину, пока владелец спит сладким предрассветным сном, не ведая, как там поживает брошенный без присмотра автомобиль.
И вот мне понадобилась машина. Прихожу, а машины нет. Возмутительное зрелище! На том месте, где должна была стоять моя машина, стоит чужая, и первое, что мне приходит в голову вот уже третий год подряд, — это мысль, что мою машину украли, кто-то ее угнал, взломал замок, соединил проводочки и укатил. «Обыкновенная бытовая кража», — подумал я. Какой-нибудь наркозависимой личности взбрело вдруг отправиться на другой конец города, куда-нибудь, где можно разжиться наркотиком, и вот, проходя мимо моего автомобиля, в его дурной голове мелькнуло, что гораздо удобнее ехать на машине, чем тащиться пешком, на машине оно будет быстрее, чем на своих двоих. Мысль, собственно, правильная. Ну он и выбил стекло, а дальнейшее легко дорисовать уже по желанию и настроению. Суть в том, что машины на месте нет. Сейчас она стоит где-то еще — не припаркованная как следует, батареи сели, потому что хулиган-угонщик или компания хулиганов бросили ее с зажженными фарами — стоит скорее всего на восточной окраине города или на западной. Нынче что тут, что там одинаково пользуются психотропными средствами! Так что поди угадай, где стоит мой автомобиль.
Пропажа машины случилась для меня очень некстати. Я как раз собирался в финское посольство на переговоры по поводу заказа, платного заказа, а мне позарез нужно заработать, мне, как и всякому человеку, требуется заработок, нужны деньги, так что надо поспеть в финское посольство, а я даже не знаю толком, где оно находится, а план города остался в машине, он был в машине, когда я ее припарковывал, я даже заглянул в него рассеянно, дослушивая передачу про исследователя, который плохо обращался с мышами. Мне помнится, что рассеянным взглядом я все же отметил тогда сходство очертаний Фрогнер-парка с какой-нибудь африканской страной, границы которой проведены по линейке потому что они когда-то давным-давно в один злосчастный день были произвольно установлены под перебранку несогласных между собой людей, и, несмотря на то что радио разорялось на всю катушку, я все-таки обратил внимание, что улица, на которой находится финское посольство, начиналась от одного из углов парка, но вот какого — хоть убей, не помню. А время поджимает, впрочем, как всегда. Хотя почему же! Бывало и так, что я рассчитывал время с запасом, ну не то чтобы с запасом — но во всяком случае не в обрез. Подумать только — лишнее время, которое можно потратить на себя! Так сказать, между битвами
[2]
. Но сейчас ситуация такая, что времени оставалось только-только. И взывать к небесам о помощи не имеет смысла, ведь машины на месте нет, а без машины нечего и мечтать о том, что чтобы успеть вовремя на встречу с финнами. И кто же их знает, как они на это отреагируют. Я, например, не имею об этом ни малейшего представления. Про финнов вроде бы говорят, что они славятся широтой натуры, финны — люди душевные и простые. Говорят-то говорят, да мало ли что говорят, а на поверку все оказывается в точности наоборот, да и личные качества у каждого бывают такие разные. Некоторые финны наверняка не придают большого значения опозданиям и расхлябанности, для них это пустяки, они только махнут рукой, у них совсем другое в голове, зато другие финны отнесутся к этому даже очень и очень серьезно и будут страшно сердиться; чего доброго, совсем потеряют самообладание и начнут махать кулаками, будут рвать и метать, хотя таких-то уж вряд ли стали бы держать в Министерстве иностранных дел, утешаю я себя, их, наверное, вообще никуда не берут на работу, по крайней мере такого типа финны, уж наверное, не посадят в свое посольство, а то, подумать только, на что бы это было похоже, ведь это же значило бы поставить под угрозу отношения между Норвегией и Финляндией — такие славные, добрососедские, но в то же время, поди, такие хрупкие, которые, насколько я знаю, всегда складывались к обоюдному удовольствию, и все, разумеется, хотят, чтобы оно и дальше шло в таком добрососедском духе, все по накатанному в духе взаимопомощи взаимопонимания, так сказать — ты мне почеши спинку, и я тебе почешу, и чтобы если спорить, так только тихо и вежливыми голосами, и чтобы товарные потоки и услуги свободно перетекали из страны в страну, а перетекает много чего, и все течет и течет, как вода, а вода — это перемены. Неужели нам, людям, никогда не видать покоя?
Осталось десять минут. Через десять минут меня ждут в финском посольстве. Что же мне делать? Взять такси — как-то вроде слишком экстравагантно. Знать бы, во сколько это обойдется. Может быть, в сотню, может быть, в сотню с чем-то. А у меня в настоящий момент неважно с деньгами; то есть, по правде говоря, я почти без денег; пожалуй, как раз и хватит прокатиться разок на такси. Дорога предстоит неблизкая, посольство находится совсем в другом районе, без преувеличения — на противоположном конце города, мне надо попасть с западного края на восточный. Вообще-то Осло не такой уж большой город, некоторые даже считают его просто маленьким, особенно учитывая тот факт, что это столица целой страны, то бишь Норвегии, но, как-никак, в Осло живет — дайте сообразить — что-то около полумиллиона человек, ну плюс-минус сколько-то еще, а это немало, по-моему так вовсе немало. В Осло много домов. И улиц. Город растет вширь. Иногда порядочное расстояние набирается. Бывают такие концы, что поневоле заметишь разницу, к примеру между востоком и западом, она не такая уж пустяковая, чтобы от нее отмахнуться. И чтобы добраться из одного места в другое, требуется время, в особенности если без машины; у меня-то машина есть, но она пропала; очевидно, украдена, подумал я опять, так что практически я человек без машины, а сам вот уже сколько времени тут прохлаждаюсь и зря теряю драгоценное время, размышляя, как мне поступить. Давно пора брать такси. Будь я пошустрей, я бы сразу прыгнул в трамвай, как только обнаружилось, что машина исчезла, а на меня точно столбняк напал, огорчился и ни туда, ни сюда, — действительно, словно остолбенел. Ну а кто бы на моем месте не почувствовал себя так же? Это же машина! К машине привязываешься, с годами она становится словно бы членом семьи, а для меня, бессемейного, — другом. Я подзываю такси и сажусь. Обычно я редко пользуюсь такси. Когда надо, я предпочитаю пешочком. «К посольству Финляндии», — говорю я шоферу. Ему пришлось доставать дорожный атлас, такой же, какой лежит или лежал у меня в машине, отличный атлас, уличная сеть Осло представлена на нем очень подробно, включая несколько пригородов. Шофер ищет на плане посольство. Он переворачивает карту вверх ногами, вертит шеей. Наконец объявляет: «Улица Томаса Хефти» — и трогается с места. «Жми на газ!» — говорю я как бы шутливо, но в то же время так, чтобы шофер понял — на самом деле я вполне серьезно. Он элегантно повез меня по тем улицам, по каким надо, которые знают только таксисты, посрамляя мою предубежденность, и одновременно рассказывая про Томаса Хефти: что Томас Хефти был настоящий мастер на все руки, что в свое время он много сделал для развития беспроволочного телеграфа, к тому же был политиком и членом Международного олимпийского комитета, и много чего еще, о чем я раньше никогда не знал и не слышал, для меня новость и эти факты, и то, что таксист рассказывает мне о чем-то другом, кроме повышения цен на бензин, еще он рассказывал, например, о том, что из больницы Уллевол сбежала сомалийка с резистентной формой туберкулеза. А ты понимаешь, что это значит, приятель? Это значит, что если ты с ней повстречаешься, то всё, тебе крышка! Ложись и помирай! Мы им разрешаем проживание в стране, выбрасываем на них деньги, в то время как наши старики валяются в коридорах, это же как наводнение, оно все затопляет, и в воздухе носятся перемены, все меняется, а вода поднимается все выше, и все течет, и надо как-то выплывать.
