Давид вышел на сцену; на лице его был написан страх
смешанный с удовлетворением. Дело в том, что он-то отлично знал, чем закончится
финальный фокус.
— Я не хочу, — сказал он Хилли.
— Ты должен, — сердито отрезал Хилли.
— Хилли, я боюсь. Что если я не вернусь назад?
— Вернешься, — воскликнул Хилли. — Ведь все остальное
вернулось!
— Да, но ты не заставлял исчезать ничего, что было бы живым!
— сказал Давид, и по его щекам побежали слезы.
Глядя на плачущего брата, которого Хилли всегда так любил,
юный фокусник почувствовал некоторые угрызения и сомнения. Ты ведь не
собираешься делать этого, верно? Ты ведь даже не знаешь, что происходит с теми
предметами, которые попадают туда?
Потом он взглянул на остальных зрителей, которые откровенно
скучали, и раздражение опять поднялось в нем волной. Он перестал замечать, что
Давид плачет.
— Полезай на помост! — приказал он.
Давид, все еще плача, неуклюже забрался на сцену и стал в
указанном месте.
— И улыбайся, черт тебя побери, — прошипел Хилли.
Давид попытался выдавить из себя улыбку. Зрители так ничего
странного и не заметили.
— А сейчас! — Хилли торжествующе обратился к собравшимся. —
Величайший секрет восточной магии! Исчезновение Человека! Смотрите внимательно!
Он тихонько нажал педаль. Раздался жалобный возглас Давида:
— Хилли, пожалуйста, пожалуйста… я боюсь…
Хилли заколебался. И внезапно подумал: Наверное, этому
фокусу я научился у призраков!
Это было почти перед тем, как он окончательно лишился
рассудка.
Давид исчез. Хилли выдержал паузу и с торжествующим видом
вновь нажал на педаль.
Ничего.
Давид исчез.
Когда охватившее всех оцепенение спало, все поражено
уставились на Хилли.
Ах, — подумал с восторгом Хилли. — Успех!
Но триумф продолжался недолго. Зрители опять явно скучали, и
только дедушка смотрел на Хилли.
— Хватит шутить, Хилли, — сказал он наконец. — Где Давид?
Не знаю, — подумал Хилли, и перед глазами его возник
братишка, улыбающийся сквозь слезы.
— Он, он здесь, с нами, — вслух сказал Хилли. Он сел на
корточки и уткнулся лицом в колени. — Он здесь… Все могут разгадать мои фокусы,
но они никому не нравятся… Я ненавижу фокусы…
— Хилли… — дедушка всем телом подался к нему. — Что
случилось?
— Уходите отсюда! — заорал Хилли. — Все! Убирайтесь! Я
ненавижу всех вас! НЕНАВИЖУ!
И зрители, как по команде, поднялись и, переговариваясь,
отправились по своим делам. Дедушка еще некоторое время смотрел на внука но
потом решил, что благоразумнее оставить его в таком состоянии одного, чтобы тот
успокоился. Лучше пойти поискать, куда же запропастился Давид.
Дождавшись, пока все уйдут, Хилли подошел к помосту. Он
поставил ногу на педаль и сильно нажал ее.
Хмммммммммммммммммммммммммм.
Он ждал. Вот сейчас появится Давид, и он скажет ему: Привет,
малыш! Вот видишь, ничего не случилось! Он даже щелкнет братишку по носу за
трусость…
Ничего не произошло.
Страх комком встал в горле Хилли. Встал… или был там все
время? Все время, — подумал он. Только сейчас страх выполз наружу.
— Давид? — прошептал он вновь и нажал посильнее педаль.
Хммммммммммммммммммм…
Все еще ничего не произошло.
Он исчез! Навсегда! Но почему? Ведь все остальные предметы
возвращались!
— Хилли! Мойте с Давидом руки и идите обедать! — раздался
голос его матери.
— Сейчас, мама!
И подумал: Боже, пожалуйста, пусть он вернется! Верни его! Я
виноват, Господи! Я искуплю свою вину. ТОЛЬКО ВЕРНИ ЕГО, ГОСПОДИ!
Он вновь нажал на педаль.
Хммммммммммммммммммммм.
Только ветер в саду шумел листвой деревьев.
Две мысли заметались у Хилли в мозгу.
Первая: Я никогда не заставлял исчезать ничего, что было бы
живым. Даже помидор, сорванный помидор, нельзя считать живым.
И вторая: Что если там, где находится Давид, он не может
дышать? Что, если он не может ДЫШАТЬ?
Он на секунду задумался о том, где же оказываются предметы,
когда они исчезают…
Внезапно в его мозгу возникла картинка, парализовавшая все
его конечности. Он увидел Давида, лежащего на фоне какого-то жуткого, неживого
пейзажа. Земля казалась холодной и мокрой. Над Давидом чернело небо, усыпанное
звездами, миллионами звезд, сияющих ярче, чем те, которые он видел каждый
вечер. Место, где лежал Давид, казалось полностью лишенным воздушного
пространства.
Давид сжимал рукой горло, пытаясь вдохнуть то, что заменяло
воздух в этом страшном месте, удаленном от дома на триллион световых лет, никак
не меньше. Лицо его покраснело от напряжения. Пальцы рук и ног коченели. Он…
Хилли бросился к своему изобретению. Он вновь и вновь
нажимал на педаль и что-то выкрикивал. В таком состоянии и застала его мать.
Сквозь шум она сумела разобрать слова:
— Вернись, Давид! Вернись, Давид! Вернись!
— Боже, что он имеет в виду? — в отчаянии закричала она.
Привлеченный шумом отец взял Хилли за плечи и развернул к
себе лицом:
— Где Давид? Куда он ушел?
Но сознание оставило Хилли и уже не вернулось к нему.
Пройдет не слишком много времени — и сотня мужчин и женщин,
среди которых будут Бобби и Гард, будут вырубать кустарник вдоль дороги в
поисках Давида, брата Хилли.
Если бы Хилли можно было о чем-нибудь спросить, он сказал бы
им, что, по его мнению, они занимаются этим слишком близко от дома.
Ведь далекое одновременно может быть и близким.
Глава 4
Бент и Джинглс
Вечером двадцать четвертого июля, через неделю после
исчезновения Давида Брауна, Трупер Бентон Роудс выезжал из Хейвена около восьми
часов вечера на полицейской машине. Рядом с ним сидел Питер Габбонс, известный
друзьям-офицерам как Джинглс. Сгущались сумерки. Не метафорические сумерки, а
вполне реальные. Бент Роудс вел машину, а перед глазами его все стояла только
что увиденная картина: множество лежащих вперемешку оторванных рук и ног, хотя
от отлично знал, кому они принадлежат.
