— У меня есть нож, — ответил я, тяжело дыша.
— Здесь нужно что-нибудь более серьезное.
Замедлив шаг, Сигурд снял с пояса булаву и протянул ее мне. Я ухватился за нее обеими руками, едва не согнувшись от тяжести.
— Справишься с ней?
— Справлюсь, — кивнул я, хотя с той поры, как мне приходилось использовать подобное оружие, минуло много лет и теперь я с трудом удерживал его. — Этого болгарина нужно взять живьем, — напомнил я Сигурду. — Мы должны выведать у него все.
— Если только он хоть что-нибудь знает. По этому городу бродит не меньше десяти тысяч наемников, а слова хнычущей шлюхи вряд ли могут служить гарантией, что это именно тот болгарин, который нам нужен.
— Все может быть, — не стал спорить я.
Однако монах, покупающий иноземных наемников у такого типа, как Вассос, наверняка замышлял что-то нехорошее, и потому его следовало разыскать в любом случае. А поскольку Вассос, несмотря на понукания Сигурда, клялся в том, что не имеет ни малейшего понятия о местонахождении монаха, то этот болгарин оставался нашей единственной ниточкой.
Улицы, по которым мы двигались, стали поуже, а дома как будто выросли. Трущобы сменились ветхими зданиями, помнившими куда лучшие времена. Бледное декабрьское солнце спряталось от нас за низким крепостным валом. Я ловил взгляды множества зевак, пялившихся на нас из окон и из-за полуразрушенных стен, улица же оставалась пустынной. Вероятно, прохожих распугала тяжелая поступь варяжских сапог, однако при такой численности мы вряд ли представляли серьезную угрозу для местных жителей. Сигурд еще раз обернулся, и я увидел в его встревоженном взгляде отражение собственных мыслей. Эта длинная узкая дорога походила на кишащую врагами опасную горную теснину, по которой нас вел заведомый предатель.
Мы все шли и шли, и мне постепенно начинало казаться, что опасность существует лишь в моем воображении, как вдруг тишину улицы нарушил отчаянный крик. Я мгновенно принял боевую стойку и поднял булаву; впереди меня трое варягов тоже взяли топоры наизготовку. Я стал вглядываться в темные дверные проемы и ниши, но ничего там не увидел: ни стрел, сыплющихся сверху дождем, ни атакующих нас разбойников. Мне вспомнились слова Сигурда о невидимом убийце — теперь они уже не казались мне глупой шуткой. Кто знает, быть может, мы имеем дело с существом, находящимся вне пределов нашего мира?
Крик повторился, эхом отдавшись в моих ушах, и это, несомненно, кричал кто-то из обитателей нашего мира — что бы там ни ожидало нас в дальнейшем. Разом оставив все сомнения, я бросился вперед, по направлению к источнику крика, оставив своих спутников позади. Булава в моих руках внезапно обрела легкость, порожденную приближением опасности и охватившим меня возбуждением.
Дома внезапно расступились, и я оказался на небольшой площади. В центре ее находился давно высохший круглый фонтан, чаша которого была расколота и поросла травой и мхом. На краю чаши стоял мужчина в кожаной тунике, почти такой же высокий, как Сигурд. Он стоял спиной ко мне и смотрел вниз, туда, где лежало чье-то тело. В руке у него был окровавленный меч.
Я издал боевой клич и бросился к нему. Он стремительно повернулся с вызывающим выражением на круглой физиономии и поднял свой клинок, готовясь к отражению атаки. Он оказался куда проворнее, чем я ожидал, но это меня не остановило. Приблизившись, я отвел правую руку с булавой назад и ударил со всего размаха, стараясь раздробить ему колено и сбить его с ног. Но я действовал слишком медленно: прошло более десяти лет с тех пор, как я участвовал в настоящем бою, а случайные уличные стычки не могли помочь мне сохранить быстроту и силу, необходимые для схватки с опытным наемником. Он отразил мою атаку, обрушив меч на рукоять булавы и отведя ее от себя. Хотя он не достал меня клинком, его удар все-таки выполнил свою задачу: руку мою обожгло резкой болью, и я выронил булаву из онемевших пальцев.
Теперь я был совсем беззащитен и находился слишком близко от противника, чтобы успеть отступить. В ожидании второго удара мечом я смотрел вверх, и тут он опять перехитрил меня, ударив коленом в челюсть. Я качнулся назад и рухнул наземь, больно ударившись спиной и ощущая во рту вкус крови.
Тем временем мой неприятель спрыгнул с возвышения и направился ко мне, сделав два искусных взмаха мечом в воздухе. Я в отчаянии потянулся к своему ножу, укрепленному на лодыжке, но он заметил мое движение и наступил мне на руку. Два пальца треснули, и я вскрикнул, видя, как он заносит меч для последнего удара.
К счастью, удар этот так и не был нанесен. Над площадью разнесся леденящий душу крик, полный звериной ярости. Наверное, именно такой крик слышал Квинтилий Вар, когда его легионы полегли от рук германцев, и именно таким криком был встречен Юлий Цезарь, поднимавшийся вверх по рекам Британии. Это был крик непобедимого воина, упивающегося своей дикостью. Огромный топор пролетел надо мной, со свистом рассекая воздух, и выбил оружие из рук неприятеля. Не успел топор упасть на землю, как руки, пустившие его в полет, сомкнулись для очередного удара, который поверг наемника наземь. В следующее мгновение побагровевший Сигурд поставил ногу ему на грудь и приставил топор к его горлу.
— Одно движение, и ты лишишься головы! — проревел он, тяжело дыша.
Совершенно ошарашенный, я огляделся вокруг.
— Думаешь, это тот самый болгарин, который нам нужен? — В голове у меня гудело от боли. — А где Вассос?
Сигурд обвел взглядом площадь и злобно выругался, из чего я заключил, что Вассос действительно исчез, улизнул во время схватки.
— Да, это тот самый болгарин, — ответил наконец командир варягов. — Во всяком случае, так сказал нам этот жирный сводник. Тогда-то мы и бросились вслед за тобой. И похоже, поспели вовремя, — добавил он, бросив на меня укоризненный взгляд.
— Еще бы не вовремя! Ты спас мне жизнь!
— В другой раз будешь умнее, — буркнул Сигурд — Для того чтобы стать настоящим варягом, мало взять в руки булаву, Деметрий. И чего это ты полез на рожон?
Донесшийся из фонтана стон напомнил мне о том, что же заставило меня поступить столь безрассудно. Посмотрев вниз, я увидел неподвижно лежащего человека. Сомневаюсь, чтобы он хоть чуть-чуть пошевелился с того момента, как я вступил в битву: его обнаженные конечности и белая туника были заляпаны кровью, а на ноге виднелись глубокие порезы. Он лежал, прижав колени к груди и обхватив голову руками, и не издавал ни звука.
— Похоже, я тоже кого-то спас, — сказал я, шагнул в фонтан и, опустившись на колени, осторожно тронул лежащего за плечо, чтобы заглянуть ему в лицо.
Когда я отвел его руки от головы, он всхлипнул, и я чуть не ослабил хватку — так велико было мое потрясение. Этот человек, которого болгарский воин собирался расчленить как раз в тот момент, когда я его атаковал, был всего лишь мальчишкой с едва пробивающимся на впалых щеках пушком. Лет ему было, по-видимому, даже меньше, чем Ефросинье, но для своего возраста он был довольно крупным.
— Ребенок, — пробормотал я. — Болгарин хотел убить ребенка.
