— Встань, Деметрий Аскиат, — приказал хозяин дворца неожиданно добродушным тоном. — Если бы я ждал от тебя поклонения, то появился бы перед тобою в жемчужной короне и в усыпанном драгоценными каменьями поясе, и тогда ты не усомнился бы в моем высоком положении. Однако я хочу говорить с тобой не как со своим рабом, но как с человеком.
— Ты ждал меня, повелитель?
Никогда прежде я не разговаривал с таким высокопоставленным человеком и не знал, как правильно к нему обращаться. Но я подозревал, что его намеренное пренебрежение формальностями имеет свои границы.
— Я жду тебя вот уже три дня. Меня известили о том, что тебе поручено расследовать дело о покушении на моего дорогого брата. Я ожидаю от нашего разговора очень многого.
— Почему, повелитель?
— Дворцовые чиновники и слуги говорят мне далеко не все, Деметрий. Они пытаются сохранить таким образом свое влияние. Признаться, распускаемые евнухами дворцовые сплетни меня мало интересуют. Но когда речь идет о безопасности моего брата, это другое дело. Мы, Комнины, привыкли доверять только близким родственникам, ибо кто еще будет защищать тебя столь же рьяно?
Ясно было, что Крисафий не разделял его уверенности, поскольку в его списке фигурировали все шесть родных братьев и сестер императора, а также целая куча двоюродных и их детей.
— Зависть порой разделяет и ближайших родственников, — заметил я. В конце концов, меня привели сюда интересы дела, а не желание поболтать. — Авессалом повел целую армию против царя Давида, который доводился ему отцом. Симеон убил Сихема и всю его родню. Подобно Каину, далеко не каждый человек оказывается сторожем брату своему.
Исаак резко развернулся.
— Не забывай и о том, что Седрах был брошен в печь только за то, что посмел ослушаться своего господина. Если бы я не был сторожем брату своему, я бы попросту отказался от этой встречи, Деметрий Аскиат. Мне приходится делить с ним бремя государственной власти, и я должен знать, существует ли опасность.
— Недобрым людям может показаться, будто у тебя есть причины ненавидеть младшего брата, — сказал я, осознавая, что иду по краю пропасти. — Будто ты не можешь простить ему того, что ваш отец посадил на трон именно его, а не тебя, своего старшего сына. Эти люди могут — по ошибке, разумеется! — сблизиться с тобой, надеясь вовлечь тебя в их заговоры. Они попробуют сыграть на том, что подобная горечь не проходит и с годами.
Исаак развел руками, неосознанно воспроизводя жест Авраама, изображенного на мозаике позади него.
— Горечь? С той поры минуло пятнадцать лет. Практически вся знать отдала тогда предпочтение не мне, а Алексею. Нужно иметь очень глубокое сердце, чтобы до сих пор выжимать из него желчь.
— И никто не пытался нашептывать тебе на ухо? Никто не намекал, что, мол, стоит тебе пожелать занять трон — и они к твоим услугам?
— До тебя — никто, — сухо произнес Исаак. — Разумеется, меня окружает множество льстецов, которые твердят, что я достоин более высокого положения, но они говорят так только потому, что думают, будто я хочу это слышать. Я стараюсь не обращать на них внимания и не подпускать их к моему порогу.
Будь так, он вряд ли выбрал бы такой сюжет для своей новой мозаики. Но я уже достаточно надавил на севастократора и не хотел и дальше подвергать сомнению его слова.
— А ты не думаешь, что кто-нибудь из этих лизоблюдов может причинить настоящий вред?
— Не думаю. Да и зачем им поднимать руку на императора? На их парадных одеждах появится несколько новых рубинов, они прикупят участок где-нибудь в Скифии, но этим все и ограничится. Стоит ли идти на крайние меры, рискуя быть сурово наказанным, если все равно не удастся выиграть самую главную награду? — Похоже, он заметил, как подозрительно блеснули мои глаза. — Да, ты можешь сказать, что я — как раз тот, кто мог бы выиграть самую главную награду. Но я не хочу этого.
— Ты знаешь кого-то, кто мог бы к этому стремиться?
— Дочь императора Анна, моя племянница, достигла совершеннолетия и обручена с прямым наследником человека, которого мой брат некогда сместил с трона. Таким образом, тот может чувствовать себя двойным наследником — своего отца и тестя, и к тому же он находится в таком возрасте, когда людям свойственно совершать необдуманные поступки. Мой зять Никифор Мелиссин
[13]
когда-то тоже домогался багряницы и даже провозгласил себя императором, но потом понял, что он нам не ровня. — Заметив мое недоумение, Исаак рассмеялся. — Слишком много имен, Деметрий, и все так тесно связаны? Среди благородных семей нет, наверное, ни одной, которая бы в свое время не прикоснулась так или иначе к императорскому пурпуру, а ведь мы то и дело заключаем между собой браки. Даже если ты решишь ограничить круг подозреваемых лицами, претендующими на трон, тебе придется трижды заполнить ими зал Девятнадцати лож! Теперь скажи мне, что конкретно тебе удалось выяснить, дабы я мог рассказать все брату. Этот несносный евнух молчит как рыба!
— Этот несносный евнух платит мне деньги, — отпарировал я. — Если император желает узнать, что мне удалось выяснить, но не может получить эти сведения от своего советника, то он может позвать меня самого.
Испугавшись, не слишком ли дерзко это прозвучало, я осторожно взглянул на севастократора. Его лицо выражало надменность, но не злобу.
— Дворцовая жизнь не так проста, как ты по наивности полагаешь, — отрывисто произнес он. — Не думай, что император может делать все, что захочет. Он связан тысячами разных ограничений: традициями, протоколами, обычаями, прецедентами и соглашениями. В известном смысле он ничем не отличается от галерного раба. Его власть хрупка и подвергается опасностям более изощренным, чем стрела наемного убийцы. Он не может вступать в конфликт со своими советниками, принижая их авторитет.
— Я тоже, — тут же нашелся я.
Господь Бог знает, что я не испытывал преданности по отношению к Крисафию, но его мир и без того был достаточно темным, и я не хотел запутаться в предательстве.
Севастократор Исаак сердито сжал губы.
— Ты меня разочаровал, Деметрий Аскиат. Я слышал, что ты, в отличие от других людей, всегда выбираешь свою дорогу. И знаешь, когда при общении с вышестоящими следует проявлять разумную доверительность. Видимо, я ошибался.
Не дожидаясь ответа, он повернулся и ушел, проигнорировав торопливый поклон, который я счел за благо отвесить ему. Отряхивая пыль с колен, я размышлял, не нажил ли я себе первого врага в стенах дворца. Мысль была довольно неуютная.
ι
На следующий день я опять попытался вывезти Фому в лес, но Анна опять ответила мне отказом. В качестве утешения мне не оставалось ничего иного, как вернуться к списку Крисафия. Как я и ожидал, означенные в нем важные персоны не сообщили мне ничего нового, но, по крайней мере, я смог продемонстрировать евнуху свою покорность его воле. Я уже стал подумывать о том, что смогу поехать в лес и без мальчика, руководствуясь его ответами на мои вопросы, однако он отвечал настолько расплывчато и сбивчиво, что мне пришлось отказаться и от этой идеи. На третий же день Анна совершенно неожиданно передала мне через посыльного, что мальчик поправился и я могу взять его с собой в лес.
