Я тоже этого не знал, но зато вспомнил, что уже слышал о Реймсе. Я как будто снова очутился в пыльной библиотеке, где строгий архивариус просвещал меня по поводу франкских святых.
— А о святом Ремигии Михаил когда-нибудь говорил? Или, может, показывал тебе кольцо с написанным на нем именем святого? — Я выудил из кармана колечко с треснутым камешком, которое всегда носил с собой после той поездки в лес, как будто владение амулетом монаха поможет мне схватить самого монаха. — Вот это кольцо?
Равнодушный к моему волнению, Павел пожал плечами.
— У него было кольцо, да только я к нему не присматривался. Камень был красный. Может, это оно и есть. Брат говорил, что оно является символом того варварского города.
— Не видел ли ты других людей с такими кольцами?
— Никогда. Как я уже сказал, к брату никто не приходил.
Я допрашивал пленника примерно час, проверяя все детали и заставляя его вспомнить любую мелочь, которая могла дать ключ к разгадке. Попутно выяснилось, что Павел не женат и работает младшим помощником нотариуса, получая какие-то жалкие гроши за подготовку документов. Он сказал мне название своей родной деревушки, и я записал на тот случай, если бы кому-нибудь взбрело в голову поехать туда и задавать вопросы о его брате. Это было явно не для меня: я мог найти своему времени и таланту лучшее применение, чем шататься зимой по горам Македонии.
За окном начали сгущаться сумерки, и мне пора было уходить. Оставалось задать всего один вопрос, да и то скорее из любопытства, чем для пользы.
— Скажи-ка, Павел, твой брат — жестокий человек?
От этих слов пленник неожиданно пришел в волнение. Не отвечая, он дернул головой, словно вытряхивая воду из ушей.
— Развяжите меня, и я вам кое-что покажу.
Я приказал печенегу разрезать его путы. Почувствовав, что его руки свободны, Павел облегченно вздохнул и закатал рукав. У меня перехватило дыхание: вся его рука сверху донизу была черная, словно обугленная. Лишь через несколько мгновений я понял, что она сплошь покрыта кровоподтеками.
— Нелегко человеку дурно отзываться о собственном брате, — мрачно произнес Павел, — но Михаил был жестоким с самого детства. Раньше я сказал тебе, что он ушел из деревни, не согласившись с отцом в выборе невесты. На самом же деле он сбежал, убоявшись мести отца своей невесты, которую замучил до полусмерти! Каким только новым гадостям он не научился за время странствий! Если бы брат мог разом уничтожить весь этот город, он сделал бы это с превеликой радостью!
— Стало быть, он ромей, подкупленный франками, которые обратили его против родного города. И теперь он вернулся, чтобы чинить насилие и подстрекать к мятежу. — С этими словами Крисафий облизал мед с пальцев. Когда я нашел его во дворце, он как раз обедал, и даже срочность моих сведений не заставила его отвлечься от еды. — При этом на другом берегу Золотого Рога стоит десять тысяч вооруженных до зубов франков, злоупотребляющих нашим гостеприимством и провоцирующих наших послов. И к тому же явившихся сюда всего через несколько недель после твоего монаха. Полагаю, ты заметил это совпадение?
— Заметил.
— Но убийство императора выгодно им лишь в том случае, если они собираются захватить город. И почему они так уверены, что у них это получится? У них нет ни осадных машин, чтобы разрушить городские стены, ни флота, чтобы напасть на город с моря. Они полностью зависят от императора, который обеспечивает их абсолютно всем. Если их атака окажется неудачной, мы можем либо уморить их голодом, либо попросту уничтожить.
— Значит, они и впрямь очень уверены в себе. Или очень глупы.
Это противоречие беспокоило и меня, поскольку я всегда занимался исследованием разных странных вещей, которых другие люди вообще не замечают или стараются не обращать на них внимания. Но в данном случае я не находил ответа. «Они варвары, — говорил я себе, — они не думают, когда действуют».
— Вероятно, — добавил я, — они рассчитывали, что монах или Элрик расчистят им путь.
— Чтобы открыть городские ворота перед вражескими ордами, мало одного предателя варяга. — На зубах у Крисафия захрустели медовые орехи. — А мои шпионы пока не обнаружили других союзников Элрика.
— Но варяги по-прежнему удалены из дворца, — заметил я.
Теперь у каждой двери и у каждой ниши стояли на страже печенеги.
— Варяги будут стоять на стенах, подальше от ворот города, и останутся там, пока ситуация не изменится. Нам нужны люди, которым мы можем полностью доверять, Деметрий, и печенеги доказали свою верность.
— Пока монах не подкупил одного из них.
Крисафий наморщил гладкий лоб.
— Но ведь монах покинул город, ты же сам мне сказал. Так утверждает и его брат. По-твоему, он решил не возвращаться в страну франков?
— Я убежден, что он находится не далее чем в миле от стен города. Скорее всего, где-нибудь в Галате, вместе с варварами.
— Думаешь, он вернется в город и в третий раз попытается убить императора?
— Можно не сомневаться. Судя по рассказам брата, это настоящий фанатик, кому бы он ни служил.
Крисафий посмотрел на меня с непроницаемым выражением лица.
— И что ты собираешься предпринять?
Я размышлял над этим всю дорогу до дворца, и у меня был готов ответ.
— Прежде всего мы должны найти приют для Павла. Я привел его сюда, но не стоит отправлять его в темницу. Он ничем этого не заслужил. К тому же, проявив немного доброты, мы сможем узнать еще что-нибудь о монахе. Убежище должно быть удобным, но достаточно безопасным.
Крисафий кивнул.
— Ты чересчур добр, Деметрий, но я выполню твою просьбу. Можешь поселить его в одном из посольских зданий.
— Прекрасно. Далее. Нужно отправить в варварский лагерь своего человека, чтобы следил, не появится ли монах, и чтобы прислушивался, не сболтнет ли кто словечко о заговоре против императора.
— Это будет труднее. За варварами следит множество глаз: печенеги, торговцы, обеспечивающие их всем необходимым, даже загонщики и возчики. Результаты их наблюдений немедленно попадают ко мне. Но вот проникнуть в тайные замыслы врага… Не представляю, как это можно сделать.
— А я представляю.
Я коротко изложил свой план. Крисафию он не понравился. Точнее, советнику не понравился выбор исполнителя, и он обозвал меня сентиментальным дураком. Однако после долгих споров я убедил его по всем статьям.
Анне мой план тоже не понравился, когда я рассказал ей о нем на следующее утро.
— Ничего не выйдет, — сказала она. — Либо он сбежит от тебя, как только вы пересечете пролив, либо его разоблачат и замучают до смерти. В любом случае ты никогда не простишь себе этого.
Я потер подбородок.
— Знаю. Но я не могу придумать другого выхода. Кстати, сбежав от меня, он вернется к своему народу, так что я не буду слишком печалиться о нем. В этой многоходовой игре каждому участнику отведена определенная роль. Если у него все получится, это будет большим благом; если нет — мы ничего не теряем.
