— Я забеспокоился. Я же вам говорил, что увидел на компьютере.
Ройс подался к Нику.
— И тогда вы с вашего сотового позвонили мисс Локхарт? Приблизительно за час до убийства Брета Диэнджело?
Комната стала более тесной, свет слишком ярким.
— Я узнал номер телефона ее офиса в Париже и позвонил туда.
— Разница во времени у нас с Парижем шесть часов. Вы и в самом деле предполагали найти ее там?
— В аукционном доме мне сказали, что у них в Париже вечерние торги. И я решил попробовать. Можете проверить это у Стивенса Матисона, если хотите, — добавил он.
Судя по взгляду, который бросил на него Сет, сделал он это не очень удачно, словно оправдываясь.
Ройс продолжал гнуть свою линию.
— И что же — стоило?
— Что стоило?
— Попробовать.
— Ее там не было, если вы об этом спрашиваете.
— Но с кем-то вы говорили? С кем-то, кто может подтвердить ваш рассказ?
— Не запомнил его имени. Да кажется, он и не назвался. Похоже, это был англичанин.
— Мы это выясним, — бросил Ройс и продолжил: — Так вот, когда мисс Локхарт связалась с вами по электронке…
— Через «Базз», — поправил его Ник.
— Да. Та самая штука, с помощью которой вы шпионили за вашим приятелем.
Сет поднял авторучку в безмолвном протесте.
— Ладно, она, значит, связалась с вами через «Базз». Правильно я понял?
Ник кивнул.
— Она прикрепила что-нибудь к своему посланию?
Ройс пытался говорить небрежно, но нейтральный тон ему плохо давался.
«Он знает, — подумал Ник. — Я ему говорил или нет?»
Кажется, нет. Видимо, они просматривали содержимое его ноутбука.
Смысла скрывать не было.
— Она прислала файл — изображение средневековой игральной карты. — Он предвидел следующий вопрос и предупредил его. — Я понятия не имею, что это значит. Хотелось бы мне знать.
Безнадежность в его голосе, казалось, притормозила Ройса. Сет воспользовался этим.
— Мой клиент откровенно отвечал на все ваши вопросы. Не могли бы и вы сообщить ему, чем вызван ваш интерес к его прежней знакомой.
Ройс встал.
— Я думаю, мистер Голдберг, нам с вами следует поговорить минутку с глазу на глаз. — Он открыл дверь и жестом попросил Ника выйти. — Всего на минутку.
На самом деле это продолжалось целых десять минут. Ник наблюдал за ними сквозь стекло в двери, проводки в армированном стекле показались ему решетками тюремной камеры. Он увидел, что Сет и Ройс поднялись, о чем-то напряженно споря через стол. Когда они закончили, за ним вышел не Сет, а Ройс.
— Ваш адвокат хочет поговорить с вами. — Он ухмыльнулся. — Я буду у кофейной машины.
Ник вернулся в комнату. Видеокамера была выключена. Сет устало вздохнул.
— Они хотят, чтобы ты сдал им паспорт. Опасаются, что ты улетишь за границу. Они, кажется, заморочились этим твоим телефонным звонком в Париж за час до убийства Брета.
— Неужели они считают, что я нанял какого-то француза и хотел убить беднягу Брета?
— Не так громко. — Сет посмотрел на окна. — Правило номер один: никаких саркастических замечаний в полиции. Это же распространяется и на иронические замечания. Сарказм и ирония — лакомые кусочки для обвинения, они их нарезают и подают присяжным в лучшем виде. Все это дело сущий кошмар. Нужно было тебе поговорить со мной, прежде чем что-то им рассказывать. В особенности эту историю про киллера на крыше. И ты думал, они тебе поверят?
— Так все и было, — возразил Ник.
— Я же тебе не об этом говорю. Ройс убежден, что ты либо чокнутый, либо закоренелый преступник. Единственное, почему они тебя не арестовывают, из-за показаний восьмилетнего мальчишки. Брет для защиты не лучший субъект. И на Джиллиан они тоже что-то накопали.
— Что? — У Ника закружилась голова. Неужели полиция взломала картинку? Что еще у них есть?
— Я сделал для тебя максимум возможного, — говорил Сет. — Ройс был готов немедленно тебя арестовать. Я убедил его пока не горячиться. Эта договоренность с паспортом — компромисс.
— Паспорт у меня в квартире. Они меня туда впустят?
— Я пойду с тобой.
XXII
Париж, 1433 г.
Жилище Тристана представляло собой целый дворец: огромный каменный дом неподалеку от церкви Сен-Жермен. Впрочем, он мог бы находиться где угодно — стоило вам войти в ворота, как город низводился до отдаленного дымного облака и шпилей за стенами. Отец Тристана играл заметную роль при дворе короля Карла, который отправил его с каким-то дипломатическим поручением в Константинополь. Он отсутствовал уже несколько месяцев, и его возвращения в ближайшем будущем не предвиделось. Он взял с собой жену, двух дочерей и большую часть домочадцев, оставив Тристана в почти пустом доме и со строгим наставлением вести себя подобающим образом.
Отец Тристана опасался, как бы его сын не связался с проститутками, бездельниками и игроками, и для таких опасений у него были все основания. Если бы тайну камня можно было раскрыть с помощью блуда или выиграть в карты, то Тристан получил бы желаемый результат в течение месяца. Но шлюхи, пьянство и азартные игры лишь отвлекали его от истинной цели. Он понимал, что при трех старших братьях и двух сестрах, которым в скором времени понадобится приданое, дни его шикарного житья в доме-дворце были сочтены. Это знание, казалось, разрывало его пополам, приводя две части души в состоянии войны друг с другом. Он проматывал свое наследство с еще большим неистовством, предавался блуду и азартным играм с одной-единственной целью — бросить вызов отцу. Но еще он искал философский камень, пребывая в безумной убежденности, что тогда ему не нужно будет думать об отцовском наследстве.
Тристан оборудовал лабораторию в башне, которая несколькими годами ранее была пристроена к восточному крылу. Когда он привел меня туда в первый раз, у меня перехватило дыхание. При той архитектурной рассеянности, которую может себе позволить только аристократия, внутри башня так и не была завершена: стоя на земле, ты видел крышу так высоко, что она, казалось, уходила в бесконечность. Широкие окна для комнат, так и не построенных, врубались в каменные стены наверху, а на нашем уровне стены были расписаны идеальными копиями с панелей Фламеля в Святом Иннокентии. Лишь кирпичная печь вдали и дверь напротив нарушали ровную поверхность стены.
Тристан указал в головокружительную темноту.
— Подходящее место для разгадки божественных тайн.
Я вспомнил о Николае и Вавилонской башне. «Тот грех, за который Господь наказал, есть не амбиции, а чрезмерные амбиции».
