— Всех жителей? Это возможно?
— Для «Эдема» — да. — Сильвер пошатнулся, но тут же выпрямился. — Извините. Сеансы с Лизой, даже короткие, порой бывают утомительны.
— То есть?
Сильвер улыбнулся.
— В фильмах люди говорят с компьютерами, а те послушно отвечают. Может, лет через десять так и будет. Пока же это тяжкий труд, изматывающий как умственно, так и физически.
— Те датчики на висках?
— Биологическая обратная связь. Частота и амплитуда бета- и тета-волн могут говорить куда отчетливее, нежели слова. Вначале, когда у нее были проблемы с восприятием вербальных команд, я использовал электроэнцефалографию. Это требовало огромного сосредоточения, зато не было путаницы с пониманием двойных значений, омонимов и разных прочих нюансов. А теперь это слишком глубоко зашито в ее коде, чтобы можно было изменить его.
— Значит, только вы можете общаться с ней непосредственно?
— Теоретически кто-то другой тоже мог бы, после соответствующей тренировки. Но в этом пока нет необходимости.
— Возможно, и нет, — сказал Лэш. — Но если бы я создал нечто столь выдающееся, мне хотелось бы поделиться этим с другими людьми. С учеными-единомышленниками, которые могли бы развить то, чему вы проложили путь.
— Это дело будущего. Я до сих пор занят многочисленными усовершенствованиями, а это нелегкая задача. Можем поговорить об этом в другой раз, если у вас будет желание.
Шагнув вперед, он положил руку на плечо Лэша.
— Я знаю, насколько все это тяжело для вас. Мне тоже было нелегко. Впрочем, мы уже достаточно далеко зашли и многое сделали. Я бы хотел, чтобы вы продержались еще немного. Может, это все-таки чудовищное стечение обстоятельств, два двойных самоубийства. Надеюсь, выходные пройдут спокойно. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что мы ничего не знаем. Но сейчас мы должны довериться Лизе. Хорошо?
Лэш помолчал.
— Та кандидатка, которую подобрал мне «Эдем», — она действительно подходит мне? Это не ошибка?
— Единственная ошибка — то, что ваш аватар поместили в Аквариум. Сам процесс отбора проходил точно так же, как и для всех. Та женщина подошла бы вам во всех отношениях.
Полумрак и тихий шум вентиляторов придавали помещению сонный, почти призрачный облик. Лэш мысленно увидел ряд быстро меняющихся картин. Выражение лица бывшей жены, в тот день в Центре имени Одюбона, когда они расстались. Тара Стэплтон в баре на Центральном вокзале рассказывает ему о своей дилемме. Льюис Торп, смотрящий на него с экрана телевизора во Флагстаффе.
Он вздохнул.
— Хорошо. Останусь еще на несколько дней. При одном условии.
— Каком?
— Не отменяйте мою встречу с Дианой Миррен.
Сильвер хлопнул Лэша по плечу.
— Хороший вы человек.
На его лице вновь промелькнула улыбка, но когда она погасла, создатель Лизы выглядел таким же усталым, как и Лэш.
29
— Семьдесят пять часов, — сказала Тара. — Это означает, что мы не получим ответа от Лизы раньше вечера понедельника.
Лэш кивнул. Он вкратце изложил ей свой разговор с Сильвером и описал, каким образом тот общался с Лизой. Тара зачарованно слушала, пока не узнала, как долго продлится поиск.
— А нам что делать все это время? — спросила она.
— Не знаю.
— Зато я знаю. Ждать. — Тара возвела глаза к небу. — Черт!
Лэш огляделся. Кабинет Тары Стэплтон на тридцать пятом этаже мало отличался от его временного кабинета. Такой же письменный стол, второй столик меньшего размера и полки. Помещение украшали несколько явно женских мелочей: несколько растений, которым подходило искусственное освещение, висящий на красной ленточке на настольной лампе мешочек с безделушками. Позади стола стояли три одинаковые рабочие станции. Но больше всего бросалась в глаза большая доска для серфинга из стекловолокна, основательно побитая и помятая. Краска на ней поблекла от морской соли и солнца. На стене позади виднелись наклейки с надписями: «Жизнь во имя серфинга, серфинг во имя жизни», «Лови волну!» Вдоль верхнего края полки висели открытки с разных знаменитых пляжей для серфинга: Леннокс-хед в Австралии, Пайплайн на Гавайях, Потовил-пойнт в Шри-Ланке.
— Наверняка вам пришлось чертовски потрудиться, чтобы втащить ее сюда, — сказал Лэш, кивая в сторону доски.
Тара улыбнулась, что бывало нечасто.
— Первые месяцы я работала вне Стены, проверяя процедуры безопасности. Я взяла с собой старую доску, чтобы помнить, что существует еще какой-то мир за пределами Нью-Йорка. Она помогает мне не забывать, чем мне хотелось бы заниматься. Когда я завершила проверку, меня повысили и перевели за Стену. И не позволили взять с собой доску. Я была просто вне себя. — Она тряхнула головой, вспоминая. — А потом однажды доска появилась в дверях моего кабинета с наилучшими пожеланиями от Эдвина Мочли и «Эдема» по случаю первой годовщины работы.
— Зная Мочли, наверняка ее сначала просканировали, просветили и обследовали всеми возможными способами.
— Конечно.
Лэш посмотрел на набор изумрудно-зеленых открыток, мысленно формулируя вопрос, на который Тара, вероятно, могла бы ответить лучше, чем кто-либо другой.
Он склонился над столом.
— Тара, послушайте. Помните, как мы сидели в баре «У Себастьяна»? И то, что вы мне говорили про зеленый свет?
Он тут же почувствовал, как она напряглась.
— Я должен вас кое о чем спросить. Может ли быть такое, что кандидат, отвергнутый «Эдемом» после вступительного обследования, все же пройдет этап сбора данных, мониторинга, обработки и окажется в Аквариуме? Получит зеленый свет?
— Вы имеете в виду — возможна ли какая-то ошибка? Могут ли отсеянные каким-то образом пройти дальше? Это невозможно.
— Почему?
— Процедуры контроля избыточны, как и все в системе. Мы не можем подвергать даже несостоявшегося клиента какому-либо риску, связанному с неумелой обработкой данных.
— Вы уверены?
— Подобного никогда не случалось.
— До вчерашнего дня.
В ответ на недоверчивый взгляд Тары он вручил ей письмо, которое нашел у себя под дверью. Она прочитала его и явно побледнела.
— «Таверна на лужайке».
— Меня отвергли. Окончательно и бесповоротно. Так как такое может быть?
— Понятия не имею.
— Кто-нибудь в «Эдеме» мог подделать мои документы? И они прошли через контроль, вместо того чтобы оказаться в груде отклоненных заявлений?
— Тут никто ничего не делает без того, чтобы за ним не наблюдали полдесятка других.
