Он лихорадочно схватил телефон.
— Полиция Покипси, отдел убийств, — послышался голос. — Кравиц слушает.
— Это Кристофер Лэш. Мне нужно немедленно поговорить с Мастертоном.
— Мне очень жаль, агент Лэш, но капитан ушел полчаса назад.
— Тогда соедините меня с детективом отдела убийств, как его… Эйхерном.
— Он ушел вместе с капитаном.
— Не знаете куда?
— Сегодня вечер пятницы. Капитан и детектив Эйхерн в пятницу вечером всегда перед тем, как поехать домой, идут выпить пива.
— В какой бар?
— Не знаю, сэр. Может быть один из полудюжины.
Лэш лихорадочно размышлял. Кравиц, дежурный полицейский, казался человеком неглупым и сообразительным.
— Кравиц, выслушайте меня внимательно.
— Да, агент Лэш.
Он на мгновение прижал телефон подбородком, въезжая на Согатак-авеню и продираясь через пятничные пробки.
— Вы должны позвонить в каждый из этих баров. Слышите? Пусть другие полицейские помогут вам.
— Да?
В голосе Кравица звучало сомнение.
— Это очень важно, Кравиц. Очень важно.
— Да, сэр.
— Когда найдете Мастертона, скажете ему, что мы ошибались насчет убийств. Это не серийный убийца.
— Нет? — недоверчиво переспросил Кравиц.
— Вы не поняли. Конечно, это убийца. Но не серийный. Это тип фанатика.
Такое определение использовали судебные психологи. Иногда подобные фанатики убивали случайные жертвы, стреляя с водонапорных башен, или выбирали известных людей, как поступил Марк Дэвид Чепмен.
[22] У них была лишь одна общая черта — мучительная, бесполезная жизнь, единственный смысл которой они видели в актах насилия.
На мгновение на другом конце линии наступила тишина.
— У меня нет времени объяснять, сержант. Это один из характерных типов убийц. Им руководит исключительно желание доминирования, власти, мести. Этот человек ненавидит полицейских. Вероятно, мы имеем дело с навязчивой идеей, основанной на любви и смерти. Может, его отец был полицейским и жестоким родителем, не знаю. Но это фанатик. Вот единственное объяснение.
— Не понимаю.
— Вы были на местах трех первых преступлений. Между ними нет ничего общего. Бессмысленные каракули на стенах, различия в общей картине. Ничто не сходилось. Дело в том, что преступник имитировал поведение серийного убийцы. Потому ничего и не совпадало — это была хитрость. Вы заметили те большие окна с широко раздвинутыми занавесками в каждой из комнат, где совершались убийства? Наш подозреваемый был рядом — он каждый раз находился неподалеку. Он охотился на полицейских, выбирал мишени. Женщины оказались лишь приманкой.
— Сэр?
Он свернул на Грин-Фармс-роуд. Через минуту или две, когда доберется до дома, он сам начнет звонить. Пока же приходилось рассчитывать на Кравица. Дорога была каждая секунда.
— Делайте то, что я говорю, сержант. Найдите Мастертона и повторите ему все то, что я сказал вам. Он и Эйхерн каждый раз были у окон, так что им следует поостеречься. Передайте ему, чтобы искал белого мужчину, вероятно, в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет. Одинокого, но умеющего растворяться в толпе. Вероятно, ездит на спортивном автомобиле, чтобы компенсировать собственную низкую самооценку. Расспросите коллег, не крутился ли возле них в барах и ресторанах, где они бывают, некто, мечтающий о том, чтобы стать полицейским.
В трубке снова наступила тишина.
— Кравиц, черт побери, вы меня слышали?
— Да, сэр.
— Так принимайтесь за дело.
Еще минута, и он будет дома. Здесь уличное движение было не столь оживленным. Когда он проезжал через перекресток, с его улицы вывернул какой-то автомобиль и помчался по Компо — красный «понтиак-файерберд».
Лэш поехал дальше, едва обратив на него внимание. Он вспомнил, что и он сам является мишенью. Его тоже было видно в окне. Придется уговорить Карла и Ширли уехать из его дома — причем она, как всегда, будет язвительно высказываться о том, насколько опасна его работа, — а потом подумать, что делать дальше…
Неожиданно он вздрогнул. «Понтиак-файерберд», красный, последняя модель…
Сбросив скорость, он посмотрел в зеркало.
Автомобиль исчез.
До упора вдавив педаль газа, он свернул, взвизгнув шинами, одновременно достал из кобуры пистолет, но еще до того, как его дом показался в поле зрения, Лэш замер от ужаса.
Он уже догадывался, нет, знал, что обнаружит внутри.
36
Лэш откинул назад голову и посмотрел в потолок. Даже там, казалось, перемещались колонки чисел, фамилий и дат.
— Господи, — простонал он, закрывая глаза. — Слишком я заработался с этими бумагами.
Послышался шелест переворачиваемых страниц.
— Есть что-нибудь? — спросил он у потолка.
— Вообще ничего, — ответил ему голос Тары Стэплтон.
Лэш открыл глаза и потянулся. Несмотря на мучившие его ночью дурные сны и воспоминания, он проснулся полным энергии. Выходные прошли без каких-либо ужасных известий. По дороге он позвонил по мобильному Диане Миррен и при одном лишь звуке ее голоса, словно подросток, ощутил пробежавшую по телу дрожь возбуждения. Разговор их был коротким, но оживленным, и она согласилась поужинать с ним в следующую пятницу. Он был настолько поглощен мыслями об этой встрече, что не вспомнил о своих приключениях на контрольном пункте номер три, пока не оказался там снова. Но на посту стояли не те охранники, что в прошлую пятницу, и он миновал его без каких-либо осложнений.
Сейчас — ближе к одиннадцати часам утра — возбуждение потонуло в нескончаемом потоке данных. Материала оказалось слишком много, чтобы просеять его. Работа напоминала перетряхивание стога сена без какой-либо уверенности в том, есть ли в нем вообще игла.
Снова вздохнув, он пододвинул к себе папку с досье Линдси Торп и начал почти бездумно перелистывать его.
— Что известно о той третьей паре? О Коннелли?
— Завтра они уезжают на Ниагарский водопад.
— Ниагарский водопад?
— Они провели там медовый месяц.
