Гудкайнд кивнул.
— Все, что угодно.
Лаборатория Гудкайнда была больше, чем ожидал Лэш. Кроме обязательных столов для опытов и химической аппаратуры, в ней также стояли глубокие кожаные кресла, письменный стол и книжный шкаф с профессиональными журналами. Из окна открывался роскошный вид на реку. Лэш восхищенно присвистнул.
— Центр был милостив ко мне, — усмехнулся Гудкайнд.
Со времени их последней встречи у него появилась новая привычка: он расчесывал пальцами редеющие волосы, а потом хватал несколько прядей и слегка тянул за них, словно подбадривая, чтобы они лучше росли.
— Вижу.
— Садись. Хочешь диетколы или чего-нибудь в этом роде?
Лэш расположился в одном из кресел.
— Нет, спасибо.
Гудкайнд сел напротив него.
— Что случилось?
— Помнишь, из-за чего я звонил тебе на прошлой неделе?
— Конечно. Всякие безумные вопросы о самоубийствах идеально счастливых людей.
— Я как раз работаю над кое-чем таким, о чем мало что могу рассказать, Роджер. Надеюсь, все останется между нами?
— В чем дело, Крис? Это как-то связано с Бюро?
— В некотором смысле.
Лэш увидел, как расширились глаза Гудкайнда. Если он будет считать, что дело связано с ФБР, то охотнее пойдет на сотрудничество.
Гудкайнд поерзал в кресле.
— Сделаю все, что смогу.
— Ты ведешь множество токсикологических исследований. Побочное действие лекарств, их влияние на другие препараты и тому подобное.
— Это не моя область, но да, все в Центре так или иначе имеют дело с токсикологией.
— Тогда скажи, какие шаги предпринял бы биохимик, чтобы получить новое лекарство.
Гудкайнд провел рукой по редеющим волосам.
— Новое лекарство? С самого начала? — Он потянул за прядь. — С исторической точки зрения разработка новых препаратов всегда велась наугад. Молекулы и соединения изучают, пытаясь найти то, что предположительно может оказаться полезным людям. Естественно, сегодня благодаря компьютерным программам можно имитировать результаты реакций в…
— Нет, я не имею в виду начальные стадии процесса. Предположим, ты открыл новое лекарство или то, что считаешь таковым. Какими будут последующие шаги?
Гудкайнд на мгновение задумался.
— Ну, в общем, проводятся испытания на устойчивость, проверяется, какой способ применения лучше всего — таблетки, капсулы, раствор. Затем исследуется поведение молекулы препарата в различных условиях — при изменении влажности, под ультрафиолетовым излучением, при воздействии кислорода, температуры — для проверки, не распадается ли оно на вредные соединения. — Он улыбнулся. — Люди всегда хранят медикаменты в ванных, а ты сам знаешь, что это худшее из возможных мест. Тепло и влага могут вызывать самые разные химические реакции.
— Продолжай.
— Проводятся токсикологические исследования, проверяются продукты распада. Выясняется, что приемлемо, а что нет. Потом приходит время для ПАТР.
— Для чего?
— ПАТР. Процедура анализа токсикологического риска. По крайней мере, так это называется здесь, в Центре. Проверяется присутствие функциональных групп — то есть различных элементов молекулы химического соединения — в базе данных существующих химических веществ и фармацевтических средств. В основном ищутся нежелательные реакции, во время которых могут возникать другие, значительно более опасные функциональные группы. Токсический потенциал. Канцерогенное, нейротоксичное и тому подобное воздействие.
— А если они обнаруживаются?
— Это называется структурной опасностью. Каждый такой сигнал отмечается и исследуется отдельно.
— Понятно. А если препарат успешно пройдет этот этап?
— Он подвергается клиническим испытаниям, обычно сначала на животных, а потом на людях.
— Насчет этой самой структурной опасности — может лекарство представлять такую угрозу и тем не менее использоваться в фармацевтике?
— Конечно. Это одна из причин, по которой на упаковках помещают предупреждения: «Не принимать после употребления алкоголя» и тому подобное.
— Эти структурные опасности где-то перечисляются, в какой-нибудь книге? Может, в «Настольном справочнике врача»?
Гудкайнд покачал головой.
— Структурные опасности довольно редки и имеют слишком специализированную химическую природу, чтобы помещать их в справочник.
— То есть информация о них закрыта? Их хранят в тайне отдельные исследователи или фармацевтические концерны?
— Вовсе нет. Все они имеются в центральной базе данных. Так требуют правила.
Лэш медленно наклонился вперед.
— У кого есть доступ к ней?
— Управление по контролю за продуктами и лекарствами, фармацевтические компании.
— Биохимические лаборатории?
У Гудкайнда на мгновение перехватило дыхание, когда он понял, к чему клонит Лэш. Затем он кивнул.
— Имеющие соответствующую аккредитацию.
— Центр Вейзенбаума?
Гудкайнд снова кивнул.
— В научной библиотеке. Двумя этажами выше.
— Отведешь меня туда?
Гудкайнд облизнул губы.
— Крис, не знаю. Доступ к этой базе данных требует правительственного разрешения. Ты точно действуешь официально?
— Это вопрос крайней важности.
Гудкайнд все еще медлил. Лэш встал.
— Помнишь, что ты сказал мне по телефону? Ты говорил, что невозможно предвидеть самоубийство, что это лишь игра судьбы? И что, например, никто не знает, почему в двухтысячном году в Польше число попыток суицида было значительно выше обычного.
— Помню.
— Может, ты забыл кое о чем, что пришло мне в голову, пока я ехал сюда. Польша — страна, в которой из-за низкой стоимости исследований в двухтысячном году испытывалось большинство новых лекарств.
Гудкайнд задумался.
— Ты хочешь сказать?..
— Что ты должен показать мне эту токсикологическую базу данных. Немедленно.
Еще мгновение поколебавшись, Гудкайнд тоже встал.
39
Научная библиотека Центра совершенно не походила на библиотеку в общепринятом смысле этого слова. В низком помещении было невыносимо жарко. У стен выстроились кабинки из светлого дерева. В каждой находились стул, стол и терминал. Единственным человеком здесь была библиотекарь, которая оторвала взгляд от компьютера и подозрительно посмотрела на Лэша.
