Batte il sole a mezzogiorno,
Da la Chiusa al pian rintrona
Solitario un suon di corno…
[17]
Стихотворение повествовало о загадочной смерти короля остготов Теодориха. Пендергаст прочитал его один раз, потом второй, но так и не понял, почему Констанс придала ему особое значение. Потом пробежал глазами строчки в третий раз и припомнил древнюю легенду.
Теодорих, один из великих правителей варваров, создал на руинах Римской империи могущественное королевство. Среди множества жестокостей, которыми ознаменовалось его правление, было убийство выдающегося государственного деятеля и ученого Боэция. Сам Теодорих умер в 526 году. Согласно легенде, некий отшельник, живший в одиночестве на Эолийских островах у побережья Сицилии, поклялся, что видел, как в момент смерти Теодориха его душа с криком исчезла в жерле вулкана Стромболи, который первые христиане считали входом в ад.
Стромболи. Дорога в ад. Пендергаст все понял. Взяв с полки атлас Сицилии, он вернулся на место и открыл его на той странице, где были изображены Эолийские острова. Самый крупный из них назывался Стромболи и представлял собой верхушку действующего вулкана, отвесно поднимающуюся из воды. На его подтачиваемых морскими волнами берегах расположилась единственная деревушка. Остров был отдаленным и труднодоступным, а сам вулкан Стромболи считался наиболее активным в Европе: его регулярные извержения происходили на протяжении по крайней мере трех тысячелетий.
Пендергаст осторожно протер страницу атласа сложенным вчетверо льняным носовым платком и поднес к нему увеличительное стекло. На белой ткани виднелось еще одно красное шерстяное волокно.
Глава 76
Диоген Пендергаст стоял на террасе своей виллы с бокалом шерри в руке. Внизу, спускаясь к широкому, покрытому черным песком пляжу, белели маленькие оштукатуренные домики деревни Присцита. Налетавший с моря соленый ветер доносил до него аромат цветущей гинестры. Спустились сумерки, и примерно в миле от острова, на огромной скале Стромболиччо, зажегся и начал мигать маяк.
Потягивая шерри, Диоген прислушивался к доносящимся снизу далеким звукам – голосам матерей, зовущих детей ужинать, лаю собак, шуму мотора «апе» – трехколесной автоматической повозки, единственного пассажирского транспорта на острове. Ветер усиливался, поднимая волны, – сегодняшняя ночь обещала быть неспокойной.
Сверху слышался низкий рокот вулкана. Здесь, на краю земли, Диоген чувствовал себя в безопасности. Констанс никогда не сможет сюда добраться.
Это был его дом. Он впервые приехал сюда двадцать лет назад и с тех пор каждый год наведывался на остров, тщательно готовясь сначала к приезду, а потом к отбытию. Три сотни постоянных жителей считали его эксцентричным вспыльчивым британцем – профессором классических языков, который периодически появляется здесь, чтобы поработать над книгой, и не любит, когда его беспокоят. Диоген редко приезжал сюда летом, в разгар сезона, хотя остров, находившийся в шестидесяти километрах от материка и иногда по нескольку дней недоступный из-за шторма и отсутствия порта, не пользовался особой популярностью у туристов.
Снова послышался низкий гул – сегодня вулкан был активен, как никогда. Диоген обернулся и посмотрел на его крутые темные склоны. Клубы дыма рассерженно вырывались из кратера, возвышавшегося более чем в полумиле от виллы, и ему хорошо были видны оранжевые вспышки в зубчатом конусе, похожие на мигание неисправной электрической лампы.
На Стромболиччо погасли последние отблески солнца, и море стало почти черным. Огромные пенистые волны одна за другой набегали на черный пляж, расчерчивая его белыми полосами, и их шум сливался с глухим монотонным рокотом вулкана.
В последние двадцать четыре часа Диоген почти не думал о недавних событиях: огромным усилием воли ему удалось вытеснить из сознания болезненные воспоминания. Пройдет немного времени, и он обязательно все как следует обдумает, а сейчас ему нужен отдых. В конце концов, он дома, впереди у него еще уйма времени, чтобы как следует все рассчитать и нанести следующий удар.
Но за спиной я постоянно слышу
Бег колесницы времени крылатой.
[18]
Диоген так сильно сжал тонкий бокал, что тот треснул. Раздраженно швырнув осколки на землю, он пошел на кухню за новым. Шерри был из старых запасов, сделанных несколько лет назад, и Диоген старался не расходовать зря ни капли.
Сделав маленький глоток, он немного успокоился и вернулся на террасу. Деревня готовилась к ночному отдыху: снизу доносились приглушенные голоса и детский плач, где-то стукнула дверь. Шум мотора слышался теперь уже гораздо ближе, на одной из извилистых улочек, ведущих к его вилле.
Диоген поставил бокал на перила террасы, закурил, глубоко затянулся и выдохнул дым в темный воздух, напряженно вглядываясь в сторону деревни. «Апе» определенно поднимался по склону горы, скорее всего по виколо Сан-Бартоло… Заунывное жужжание мотора приближалось, и Диоген впервые почувствовал тревогу. Поздний вечер – неподходящее время для поездок на «апе», особенно в верхней части деревни. Разве что кто-то приехал на такси… Но было начало весны, для туристов рановато: паром, на котором он прибыл из Милаццо, доставил на остров только продовольствие и другие товары. К тому же с тех пор прошло уже несколько часов.
Диоген усмехнулся про себя: он слишком вымотался, вот и лезет в голову всякая ерунда. Эта дьявольская погоня, последовавшая непосредственно за чудовищным провалом, совершенно выбила его из колеи, лишила присутствия духа. Ему нужен отдых – чтение, интеллектуальные занятия, способствующие восстановлению сил. Сейчас самое время приступить к переводу «Золотого осла» Апулея, которым он уже давно хотел заняться.
Диоген снова затянулся, спокойно выпустил дым, посмотрел на море и вдруг заметил огни какого-то судна, огибающего мыс Пунта-Лена. Вернувшись в дом, взял бинокль и, наведя его на судно, увидел, что это старый деревянный рыбацкий ялик, направляющийся от острова в сторону Липари. Увиденное озадачило его: вряд ли кто-то решил порыбачить в такую погоду и в такое время суток. Вероятно, на судне доставили какой-нибудь груз.
Шум мотора послышался совсем близко, и Диоген понял, что повозка взбирается по узкой тропинке, ведущей к его вилле, окруженной высокой стеной. Двигатель заглох у самых ворот. Диоген положил бинокль на перила, а сам поспешил на боковую террасу, с которой тропинка просматривалась лучше всего. Но когда он подошел, «апе» уже исчез из виду, а его пассажира, если таковой имелся, нигде не было видно.
Диоген замер. Сердце его билось так сильно, что он слышал, как кровь шумит в ушах. В этой части острова не было других жителей, кроме него. Значит, на рыбацком ялике прибыл не груз, а человек. И этот человек доехал до самых ворот его виллы.
