– Да.
– Тогда кому же, как не вам, меня понять. Зная, как я жила – как именно я жила в этом доме все эти годы… вы не находите это странным? Отвратительным? – Она вдруг вновь посмотрела на него, и глаза ее пылали странным огнем. – Я старуха, заключенная в тело молодой девушки. Кому я нужна?
Диоген придвинулся ближе.
– Вы приобрели бесценный опыт, не заплатив за это ужасную цену – годы. Вы молоды и полны сил. Возможно, это кажется вам тяжелым бременем, но вы не должны так думать. Вы можете освободиться от него в любой момент. Вы можете начать жить, когда только захотите. Хотя бы сейчас.
Она опять отвернулась.
– Констанс, посмотрите на меня. Никто не понимает вас – только я. Вы жемчужина, не имеющая цены. Вы обладаете красотой и свежестью, которую только может иметь женщина в двадцать один год, и в то же время умом, отточенным целой жизнью – нет, несколькими жизнями интеллектуального голода. Но интеллект не может заменить вам все. Вы напоминаете лишенное влаги семя. Забудьте о своем уме и утолите другой свой голод – чувственный. Семя требует влаги: лишь когда его польют, растение взойдет, наберется сил и начнет цвести.
Констанс, не желая смотреть в его сторону, отчаянно замотала головой.
– Вы были заперты здесь в четырех стенах, словно монахиня. Вы прочитали тысячи книг и многое передумали. Но вы никогда не жили. За пределами этого дома есть и другой мир – мир цвета, вкуса и прикосновений. Констанс, давайте познаем этот мир вместе. Разве вы не чувствуете глубокую связь между нами? Позвольте мне открыть вам этот мир. И откройте мне свою душу. Я тот, кто спасет вас. Потому что я единственный человек, который по-настоящему вас понимает. И единственный, кто разделяет вашу боль.
Констанс попыталась освободить свои руки, но он продолжал сжимать их – нежно, но настойчиво. В ходе короткой борьбы рукав ее платья приподнялся, обнажив несколько уродливых шрамов, оставшихся от глубоких и неровно сросшихся порезов.
Поняв, что ее секрет раскрыт, Констанс замерла, не в силах даже дышать, не то что пошевелиться. Диоген тоже казался притихшим. Потом он медленно отпустил одну ее руку и расстегнул манжет сорочки – на его руке оказались похожие шрамы, только более старые.
Увидев их, Констанс прерывисто вздохнула.
– Теперь вы видите, – спросил он, – насколько хорошо мы понимаем друг друга? Это правда: мы похожи, очень похожи. Я понимаю вас, а вы, Констанс, понимаете меня.
Медленно и очень осторожно он отпустил ее другую руку, и та безвольно упала ей на колени. Потом он взял ее за плечи и повернул лицом к себе. Поднеся руку к щеке Констанс, нежно ее погладил, коснулся кончиками пальцев ее губ и ласково сжал подбородок. Медленно приблизив к лицу девушки свое, поцеловал ее – сначала легонько, потом более настойчиво.
Со вздохом, в котором слышались одновременно облегчение и отчаяние, Констанс склонилась на грудь Диогена и позволила ему заключить себя в объятия.
Он незаметно подвинулся на кушетке и опустил ее на бархатные подушки. Его бледная рука скользнула ей на грудь, коснулась жемчужных пуговиц, и тонкие пальцы проворно заскользили вниз, постепенно открывая взгляду вздымающиеся выпуклости ее грудей. Расстегивая платье, Диоген тихонько нашептывал по-итальянски:
Ei s’immerge de la notte,
Ei s’aderge in vиr’le stelle…
[8]
Когда его тело склонилось над ней, гибкое, как у балетного танцовщика, с ее губ слетел еще один вздох, и она закрыла глаза.
Глаза Диогена оставались открытыми. Устремленные на Констанс, они блестели от торжества и возбуждения…
Глаза разного цвета: один ореховый, другой – голубой.
Глава 42
Джерри сунул рацию в карман и бросил изумленный взгляд в сторону своего напарника Бенджи.
– Ты не поверишь тому, что я сейчас услышал.
– Что еще?
– Они все же решили отправить этого парня на прогулку во двор номер четыре.
– Они решили вернуть его туда? Хватит придуряться.
Джерри покачал головой:
– Это убийство. И они собираются совершить его в наше дежурство.
– Чей это приказ?
– Самого Имхофа, этой гребаной задницы.
В длинном холле блока С Херкморской тюрьмы стало очень тихо.
– Ну что ж, до двух часов осталось всего пятнадцать минут, – наконец сказал Бенджи. – Лучше нам поторопиться.
Они вышли из тюремного корпуса под слабые солнечные лучи, освещавшие двор номер четыре, Бенджи впереди, Джерри – за ним. Воздух был по-весеннему сырым. Газоны все еще покрывала прошлогодняя трава – влажная, коричневая, примятая к земле. За тюремными стенами виднелись несколько деревьев с голыми ветвями.
Охранники решили занять наблюдательный пункт не в узком переходе, как в прошлый раз, а непосредственно во дворе.
– Я не собираюсь стоять и спокойно смотреть, как моя карьера полетит к чертовой матери, – мрачно заявил Джерри. – Попомни мое слово: если кто-нибудь из отморозков Поко сделает шаг в сторону этого парня, я вырублю его шокером. Черт, почему, интересно, нам не дали оружие?
Они расположились с двух сторон двора, дожидаясь, когда заключенных из одиночного блока выведут на единственную за день часовую прогулку. Джерри проверил электрошокер, баллончик со слезоточивым газом, поправил висящую на поясе дубинку. Он не собирался, как в прошлый раз, ждать, пока что-то случится.
Через несколько минут двери открылись, и показались охранники, сопровождавшие заключенных. Те робко вышли во двор, щурясь от солнечного света, как тупые ублюдки, какими они, впрочем, и были.
Последним появился заключенный А. Он был бледен как полотно и выглядел ужасно: лицо покрыто синяками и залеплено пластырем, один глаз заплыл настолько, что не открывался. Джерри здорово очерствел за годы службы в пенитенциарной системе, но при мысли о том, что этого человека вновь вывели во двор, его охватила злость. Да, Поко мертв, но тогда это была явная самооборона. Сейчас же готовилось хладнокровное убийство. И произойдет оно не сегодня, так завтра, не в их дежурство, так в чье-нибудь еще. Посадить его в камеру по соседству с Барабанщиком, отобрать у него книги – одно дело, но то, что должно было случиться теперь, – другое. Совсем другое.
Он собрался с духом. Парни Поко неторопливо разбрелись по двору, засунув руки в карманы. Самый высокий, Рафаэль Боргес, описывая медленные круги, приближался к баскетбольному кольцу. Джерри взглянул на Бенджи и понял, что его напарник тоже на взводе. Охранники сопровождения помахали ему, Джерри сделал ответный жест, давая понять, что передача заключенных завершена. Тогда охранники по одному скрылись в корпусе, и двери с грохотом закрылись.
Джерри не спускал глаз с заключенного А. Тот медленно шел вдоль стены, направляясь к сетчатому ограждению. Движения его были настороженными, но не суетливыми. Джерри невольно подумал, все ли у него в порядке с головой. Окажись он на его месте, тут же наделал бы в штаны.
