Буш одним глотком допил кока-колу. Усмехнувшись, Майкл обернулся, поднимая стакан.
— За надежду, истину, справедливость и американский образ жизни. Так держать, супермен!
— Спасибо. — Буш натянуто улыбнулся. Ему так и не удалось ничего добиться. — Ну а ты, что движет тобой?
— Мэри.
* * *
Мемориальная клиника Байрем-Хиллз в предрассветные часы представляла собой совершенно другой мир, где не было посторонних, на которых приходилось отвлекаться, не приходилось расточать фальшивые улыбки и изображать сочувствие, чтобы утешить объятых горем. Посещения разрешались только с девяти утра. Мощная медицинская машина готовилась к наступающему дню, врачи и сестры заполняли бумаги, вели приготовления к операциям.
Майкл, подобно призраку, бесшумно скользил по коридору в той самой одежде, в которой ушел отсюда четыре часа назад. Он знал, что не должен быть здесь, но ничего не мог с собой поделать. К тому же от подобных упражнений, которые напоминали о прошлом, у него всегда живее текла кровь. С папкой под мышкой, с большой сумкой в руке, он продвигался по коридору, то и дело быстро ныряя в ближайшую дверь, чтобы не попасться на глаза медсестре, совершающей обход.
На это утро Мэри были назначены новые анализы, и Майкл хотел еще раз увидеться с ней перед тем, как ее заберут. Одни только счета за анализы и лабораторные исследования быстро истощили скудные сбережения. Если в самое ближайшее время не достать денег, клиника откажется от Мэри, чтобы освободить место для другого больного, и растает последняя надежда на выздоровление.
Майкл молниеносно проскользнул в палату жены, следя за тем, чтобы не произвести шума. Мэри, сидевшая за столиком у изголовья кровати, выглядела слишком уставшей. Она всегда вставала рано, до восхода, когда, говоря ее словами, весь мир еще молод и свеж. Ее волосы были восхитительными, словно она собралась на бал к венценосной особе, но, впрочем, такими они были всегда, в любое время суток. Мэри всегда внимательно следила за собой, не из тщеславия, а ради мужа. Поддерживая спортивную форму, заботясь о волосах или борясь с желанием носить мешковатые свитера, она в первую очередь думала о том, как ублажить взор Майкла.
Наклонившись, Майкл нежно поцеловал жену в щеку.
— Доброе утро, — с теплотой в голосе ответила Мэри, целуя его.
— Как завтрак?
— Мне показалось, это был подогретый мясной рулет в форме вафли.
Майкл не смог удержать улыбку.
— А ты хорошо спал? — спросила она.
— Без тебя кровать слишком просторная.
Майкл стал разгружать сумку: косметика, свежее белье, махровые полотенца, мягкие, а не наждачная бумага, которую выдают в больницах. Он достал любимую книгу Мэри: «О! Те места, куда ты поедешь» Доктора Сьюза
[4]
.
— Ты так добр ко мне. Я как раз читала ее своим ученикам.
— Знаю. — Достав магнитофон, он поставил его на стол. — Малыши будут рады услышать продолжение. Наговори, когда у тебя будет свободное время. Лиз обещала прокрутить кассету.
— Это ведь ты придумал, да? — спросила Мэри, и у нее в глазах блеснули слезы.
Ничего не ответив, Майкл улыбнулся и продолжил разгружать бездонную сумку. В последнюю очередь он достал продукты: печенье, бутылку газированной воды, банку растворимого кофе.
— Ты хочешь, чтобы я растолстела? Я ни за что не стану такое есть.
— На самом деле это я для себя, — хитро усмехнулся Майкл.
Взяв папку с надписью «Школа», он протянул ее жене.
Мэри с тоской посмотрела на папку, страстно желая оказаться в классе, вместе с учениками. Раскрыв ее, она обнаружила десятки фотографий, присланных малышами, и по спине у нее пробежала леденящая дрожь; она испугалась, что больше никогда не увидит этих детей.
— Я тут подумала… ты только успокойся, это всего лишь мера предосторожности… Наверное, мне нужно привести дела в порядок.
Пододвинув к кровати стул, Майкл тяжело опустился.
— Что?
— Извини, но я просто…
— Нет! Я не хочу и слышать об этом. Мы обязательно выкарабкаемся.
— Знаю, знаю. — Мэри взяла его за руку. — Извини. Просто тебе приходится тратить на меня такие деньги…
— Ни слова больше об этом. Сент-Пьеры никогда не сдаются. — Майкл старался изо всех сил сохранять самообладание. — Никогда.
Послышался негромкий стук в дверь, и в палату заглянул отец Шонесси.
— Здравствуйте, Майкл, Мэри. Я не вовремя?
Майкл сверкнул глазами. Священник даже нарочно не смог бы выбрать более неподходящий момент.
— Отец Шонесси, вы не могли бы зайти через полчаса? — попросила Мэри.
— Ну конечно, конечно.
Кивнув, священник скрылся, осторожно притворив за собой дверь. Гнев Майкла выплеснулся на поверхность.
— Зачем он здесь?
— Я подумала…
Но Мэри не успела договорить. Майкл порывисто встал.
— Не смей! Даже не думай причащаться и готовиться к смерти!
— Майкл, не торопись. Я пригласила отца Шонесси только для того, чтобы поговорить и помолиться.
Мэри тоже была взволнована, но, в отличие от Майкла, ей удавалось сдерживать себя.
Майкл принялся возбужденно расхаживать по тесной палате.
— Помолиться? Ты действительно веришь, что Господь допустил бы это, будь Он милосерден?
Мэри ответила не сразу. Она никак не могла предположить, что ей придется защищать себя, не говоря уж про свои убеждения, перед человеком, которого она любила больше жизни. Гнев ее испарился; она тихо произнесла:
— Майкл, ты должен кое-что понять. В годину испытаний я всегда полагалась на две вещи: на тебя и на веру в Бога. Так вот, дорогой, сейчас мне нужно и то и другое.
* * *
Когда Майкл вышел из палаты жены, в клинике уже кипела деловитая суета. На банкетке в коридоре в окружении пожилых дам сидел отец Шонесси. Женщины вели разговоры о прощении, а священник перебирал четки, от долгого употребления стертые до крошечных комочков. Даже не посмотрев в его сторону, Майкл направился по коридору.
— Майкл! — окликнул его отец Шонесси. Остановившись, Майкл обернулся; с его уст не слетело ни звука.
— Как вы? — спросил отец Шонесси.
— Моя жена умирает.
— Вы должны проникнуться верой, Майкл, надежда еще есть. Пойдемте со мной, мы поговорим. Вы сможете помолиться с нами.
