«Ну, во-первых, за руку черная женщина схватила не их. А
во-вторых, не им пригрозила смерть…»
Холщовый пакет от «Бордерс» с туфлями, которые она носила на
работе (средний каблук, из кордовской цветной кожи), сорвали с ее плеча. Черная
женщина заглянула в него, вновь посмотрела на Труди.
— Какого они размера?
Язык Труди наконец — то отлепился от нёба, но ничем не
помог: мертвым грузом упал вниз.
— Неважно, Сюзанна говорит, что у тебя, похоже седьмой
размер. Значит, туфли по…
Внезапно лицо призрака словно затуманилось. Женщина подняла
руку, с трудом, словно плохо ее контролировала, кисть висела, как
парализованная, потом ударила себя по лбу, промеж глаз. И разом ее лицо
переменилось. В базовом пакете кабельных каналов, на который подписывалась
Труди, был и «Комедийный», так что она не раз и не два видела комиков, которые
точно так же меняли выражение лица.
Когда черная женщина заговорила, изменился и голос. Теперь к
Труди обращалась образованная женщина. И (Труди могла в этом поклясться)
испуганная.
— Помогите мне. Меня зовут Сюзанна Дин и я… я… о… о, Боже…
На этот раз боль перекосила лицо женщины и она схватилась за
низ живота. Опустила голову. А когда подняла, вернулась первая женщина, та, что
грозила убить за пару туфлей. Отступила на шаг, по-прежнему босоногая, с
пакетом, в котором лежали элегантные туфли на среднем каблуке фирмы «Феррагамо»
и сегодняшний номер «Нью-Йорк таймс».
— О, Боже, — повторила она. — Ну почему так больно! Мама! Ты
должна заставить его подождать. Он не может появиться сейчас, прямо здесь, на
улице, ты должна заставить его немного подождать.
Труди попыталась возвысить голос и позвать полицейского.
Ничего не вышло, и губ сорвался едва слышный вздох.
Женщина-призрак наставила на нее палец.
— Теперь можешь убираться отсюда. А если позовешь констебля
или поднимешь шум, я тебя найду и отрежу тебе груди, — она достала тарелку из
плетеной сумки. Труди заметила, что кромка тарелки металлическая, острая, как
мясницкий нож, и внезапно ей пришлось бороться с мочевым пузырем, у которого
вдруг возникло желание опорожниться прямо в штаны.
«Я тебя найду и отрежу тебе груди», — и кромка «тарелки», на
которую смотрела Труди, определенно бы с этим справилась. Вжик-вжик, мгновенная
мастэктомия
[15]
. О, Господи.
— Доброго вам дня, мадам, — услышала Труди слова,
сорвавшиеся с собственных губ. Голос звучал, как у пациента, пытающегося
заговорить с дантистом до того, как закончилось действие «новокаина». —
Наслаждайтесь этими туфлями, носите в добром здравии.
Правда, добрым здравием призрак явно похвалиться не мог.
Пусть даже и обзавелся белыми ступнями.
Труди пошла. Зашагала по Второй авеню. Пыталась сказать себе
(безо всякого успеха), что не видела женщину, которая появилась из воздуха
перед ней рядом с Хаммаршельд-Плаза-2, здания, которое работающие там люди в
шутку называли «Черная башня». Пыталась сказать себе (и тоже безуспешно), что
во всем виноваты ростбиф и жареный картофель. Ей следовало, как всегда,
заказать американский блин с яйцом
[16]
, она пошла в «Деннис» за
американским блином, а не за ростбифом с жареным картофелем, и, если вы в это
не поверили, посмотрите, что с ней случилось несколькими минутами раньше. Она
увидела афроамериканского призрака и…
И ее пакет! Ее холщовый пакет от «Бордерс»! Должно быть, она
уронила его!
Какое там уронила. Каждую секунду ожидала, что эта
женщина-призрак бросится за ней, вопя, как какой-нибудь охотник за головами из
самых непроходимых джунглей Папуа. Она почувствовала онекалывающее покамение
(точнее, покалывающее онемение, но она воспринимала его онекалывающим
покамением, а сама спина вдруг стала холодной, чужой, ей не принадлежащей) в
том самом месте, куда, она знала, вонзится тарелка этой безумной женщины,
пустит кровь, разрубит одну почку и, подрагивая, застрянет в позвоночнике.
Труди не сомневалась, что вот-вот услышит, как летит тарелка, знала, какой она
будет издавать посвист до того, как вонзится ей в спину и теплая кровь польется
по ягодицам, по ногам…
Она ничего не смогла с собой поделать. Мочевой пузырь
«сдулся», и на ее слаксах, она была в дорогом брючном костюме-тройке от Нормы
Камали, появилось и начало расширятся темное пятно. К этому моменту она
практически добралась до угла Второй авеню и Сорок пятой улицы. И только тут,
уже не та практичная женщина, которой она себя полагала ранее и какой больше
никогда не стала, Труди сумела собраться с духом и оглянуться.
2
Труди держала одежду, в которой играла в софтбол
[17]
,
футболки и пару старых джинсов, в стенном шкафу своего кабинета. Вернувшись на
работу, в офис «Гаттенберг, Ферт и Патель», она первым делом переоделась. Потом
сразу позвонила в полицейский участок. Рассказала о случившемся с ней
патрульному Полу Антасси, с которым ее соединил дежурный.
— Я — Труди Дамаскус, — сообщила она, — и меня только что
ограбили на Второй авеню.
По телефону голос Антасси звучал очень сочувственно, и
воображение Труди незамедлительно нарисовала итальянского Джорджа Клуни. Не
такая уж большая натяжка, учитывая имя Антасси и черные волосы и глаза Клуни. Наяву
Антасси, конечно же, не имел ничего общего с Клуни, но, черт побери, кто ждет
чудес и встречи с кинозвездами. Простые люди живут в реальном мире. Хотя…
учитывая, что произошло с ней на углу Второй авеню и Сорок шестой улицы в час
девятнадцать минут пополудни, ЛВВ…
Патрульный Антасси прибыл примерно в половине четвертого, и
она начала рассказывать ему все, что произошло, с мельчайшими подробностями,
включая онекалывающее покамение спины вместо покалывающего онемения и странную
уверенность в том, что женщина готовится метнуть в нее тарелку…
— Так вы говорите, тарелка с заостренной кромкой? —
переспросил патрульный Антасси, что-то записывая в блокнот, а после ее ответа:
«Да», — сочувственно кивнул. Что-то в этом кивке показалось ей знакомым, но в
тот момент она слишком увлеклась своим рассказом, чтобы вспомнить, откуда.
Потом, конечно, она никак не могла объяснить собственной тупости. Ведь точно
такие же кивки она многократно видела в фильмах про рехнувшихся женщин, начиная
со «Змеиной ямы» с Оливией де Хевилленд и заканчивая «Прерванной жизнью» с
Уайноной Райдер.
