Отвес пошел направо, прочерчивая в воздухе невидимую улыбку,
набирая вес по мере подъема к высшей точке. Эта деревяшка, которую он с такой
легкостью достал из коффа, теперь весила шестьдесят, восемьдесят, а то и сто
фунтов. А когда отвес на мгновение замер в высшей точке, где центробежная сила
сравнивалась с силой тяжести, Эдди вдруг осознал, что может видеть сквозь него
Восточную дорогу, не только ясно, но и куда как ближе: отвес Бранни превратился
в увеличительное стекло. Потом он пошел вниз, набирая скорость, слишком
тяжелый. А когда вновь начал подъем, по левому сегменту дуги…
— Хорошо, я все понял! — закричал Эдди. — Забери его,
Хенчек. По крайней мере, останови!
Хенчек вымолвил одно лишь слово, скорее гортанный звук,
какой слышится, если что-то выдергивают из вязкой глины. Отвес не начал
замедлять движение, с каждым проходом сокращая длину дуги, а просто повис у
колена Эдди, нацелившись острием в сапог. Еще с мгновение сохранялось гудение в
руке и голове. Потом стихло. А вместе с ним исчез и вес. Чертова штуковина
вновь стала легкой, как перышко.
— Тебе есть, что сказать мне, Эдди из Нью-Йорка? — спросил
Хенчек.
— Да, прости, прошу тебя.
Вновь появились зубы Хенчека, блеснув меж зарослей густой
бороды и усов, и исчезли.
— Соображаешь ты быстро, не так ли?
— Надеюсь на это, — ответил Эдди и облегченно выдохнул,
когда старик мэнни взялся за серебряную цепочку.
4
Хенчек настоял на репетиции. Эдди понимал, в чем причина, но
затягивающаяся прелюдия злила его. Уходящее время ощущалось буквально
физически, как кусок грубой материи, скользящий под ладонью. Тем не менее, он
смолчал. Однажды уже сорвался и более не хотел выставлять себя на посмешище.
Старик завел в пещеру шесть своих amigos
[9]
(пятеро из
которых, по мнению Эдди, выглядели постарше Бога). Троим дал в руки отвесы,
остальным — магниты в форме раковины. Отвес Бранни, самый мощный из
принадлежащих клану, оставил себе. Все семеро образовали кольцо у входа в
пещеру.
— Не вокруг двери? — спросил Роланд.
— Только когда возникнет такая необходимость, — ответил
Хенчек. Старики взялись за руки, их пальцы переплелись на отвесе или магните.
Как только круг замкнулся, Эдди вновь услышал гудение. Заметил, как Джейк
заткнул уши руками, а лицо Роланда скривилось в короткой гримасе. Посмотрел на
дверь и увидел, что от ее «ненужности» не осталось и следа. Вновь четко
выделялись иероглифы, означающие на давно забытом языке слово: НЕНАЙДЕННАЯ.
Хрустальная ручка светилась и волны белого света омывали вырезанную в ней розу.
«Могу я открыть ее сейчас? — гадал Эдди. — Открыть и пройти через нее?» Решил,
что нет. Пока — нет. Но уверенности в успехе куда как прибавилось, в сравнении
с той, что была пятью минутами раньше.
Внезапно ожили голоса в глубинах пещеры, но только зазвучали
все разом, перекрывая и заглушая друг друга. Эдди различил голос Бенни
Слайтмана-младшего, выкрикивающего слово «Доган», услышал, как его мать
выговаривает ему, что он всегда все терял, а теперь вот потерял жену, услышал
какого-то мужчину (вероятно, Элмера Чеймберза), говорящего Джейку, что Джейк
сошел с ума, что он — ку-ку, Monsieur Lunatique
[10]
. К этим голосам
присоединялись все новые и новые.
Хенчек резко кивнул своим коллегам. Их руки разделились. И в
тот же самый момент голоса, доносившиеся снизу, пропали, словно их отрезало. И
Эдди нисколько не удивился, увидев, что дверь мгновенно потеряла свою
уникальность, стала обычной дверью, мимо которой он бы прошел по улице, не
удостоив и взгляда.
— Что, во имя Господа, это было? — спросил Каллагэн, мотнув
головой в сторону темноты, сгущающейся там, где пол пещеры уходил вниз. —
Раньше я такого не слышал.
— Я думаю, землетрясение и потеря магического кристалла
свели пещеру с ума, — спокойно ответил Хенчек. — В любом случае, к нашему делу
это отношения не имеет. Для нас главное — дверь, — он посмотрел на рюкзак
Каллагэна. — В свое время ты был бродягой.
— Да.
Зубы Хенчека вновь нанесли им короткий визит вежливости. И
Эдди решил, что, возможно, и подсознательно, старику все это нравится.
— Глядя на твою амуницию, сэй Каллагэн, поневоле
задумываешься над тем, а не растерял ли ты прежние навыки.
— Наверное, мне трудно поверить, что мы действительно
куда-то отправимся, — ответил Каллагэн и улыбнулся. В сравнении с Хэнчеком
улыбка вышла очень уж жалкой. — И я стал старше.
Хенчек издал какой-то пренебрежительный звук, что-то вроде:
«Фу!»
— Хенчек, ты знаешь, что заставило землю вздрогнуть этой ночью?
— спросил Роланд.
Глаза старика чуть затуманились. Он кивнул. Вне пещеры,
вытянувшись цепочкой вдоль тропы, терпеливо ждали более тридцати мэнни.
— Мы думаем, разрушился один из Лучей.
— И я так думаю, — кивнул Роланд. — Так что времени у нас
все меньше и меньше. Я бы хотел положить конец этим пустопорожним разговорам,
если ты не возражаешь. Давай посовещаемся о том, что мы должны делать, а потом
приступим.
Хенчек глянул на Роланда столь же холодно, как смотрел на
Эдди, но стрелок не отвел глаз. Брови Хенчека сошлись у переносицы, потом лоб
разгладился.
— Ага. Как скажешь, Роланд. Ты сослужил нам великую службу,
как мэнни, как и забывшим людям, и мы в ответ сделаем все, что сможем. Магия
по-прежнему здесь, пещера пропитана ею. Требуется только искра. Мы можем высечь
эту искру, ага, это просто, как каммала. Возможно, ты получить желаемое. С
другой стороны, мы вместе можем отправиться на пустошь в конце тропы. Или в
тьму. Ты понимаешь?
Роланд кивнул.
— И согласен на это пойти?
Роланд с мгновение молчал, опустив голову, положив руку на
рукоятку револьвера. А когда вскинул глаза на Хенчека, на его губах играла
улыбка. Красивая улыбка, в которой читались усталость, отчаяние и совет не становиться
у него на пути. Он дважды вертанул здоровой левой рукой в воздухе: «Начинаем».
5
Коффы поставили на землю, осторожно и тщательно, в силу
узости тропы, ведущей к пещере, которую мэнни называли Кра-Каммен, и достали их
содержимое. Пальцы с длинными ногтями (мэнни дозволялось стричь ногти только
раз в год) скребли по магнитам, издавая пронзительные звуки, которые, как ножи,
втыкались в голову Джейка. Звуки эти напоминали ему колокольца Прыжка, и он
полагал, что удивляться тут нечему: эти колокольца и назывались каммен.
