Как Бесси, хозяина дочка,
Его черноглазая дочка,
Любовью жила в лунном свете, но смерть обрела во тьме.
— Давай лучше посмотрим телевизор, — разнылся Адам. — Или почистим от снега дорожку.
— Снега не было, — напомнила ему Мерри.
— Я знаю, но я сыт по горло этим стихотворением.
— Адам! Послушай, вот тут интересно.
Она прочитала брату о том, как разбойник узнал о смерти Бесс и повернул обратно. Британские солдаты его застрелили, и он «упал, словно пес, на дороге» и лежал в луже своей крови.
Мередит расплакалась. Она видела, как удивленно смотрит на нее Адам, но не могла остановиться. Ему это старое стихотворение, наверное, показалось скучным или страшным. Это было самое прекрасное из всех стихотворений, которые Мерри читала в своей жизни. Когда она дошла до конца, ей показалось, что печаль разорвет ей сердце.
— Уже конец, — сказала она Адаму. — Осталось всего несколько строчек.
— Я надеюсь, — буркнул он.
Они тихой ночью шепчут, и ветер шумит среди крон,
Луна в облаках мелькает, как призрачный галеон,
Дорога змеей серебрится на лоне пурпурных болот,
Разбойник прискачет снова,
Вот скачет он, скачет снова,
И вот подъезжает снова к таверне, он здесь, у ворот.
И цокают звонко подковы, — он снова въезжает во двор.
Кнутом он стучит по ставням — закрыто все на запор.
Он тихо свистит в окошко. Громче ее позови!
Его ждет хозяина дочка,
Бесс, черноглазая дочка,
Что в черные косы вплетает алеющий бант любви.
— Что все это значит? — спросил Адам.
— Адам! Здесь говорится о том, что любовь сильнее смерти. Они призраки. Ты что, не понял? Она застрелилась, чтобы предупредить его, но он все равно погиб.
— Потрясающе! Никогда не слышал ничего более жизнеутверждающего! — фыркнул Адам.
Привстав на цыпочки, чтобы поднять пульт над головой Мередит, он включил спортивный канал.
— Но ведь они все равно вместе. Разве это не романтично?
— Еще как романтично! И все это описывается на четырех страницах?
— Я никогда не слышала этого стихотворения. Я его перепишу и сохраню.
— Оторвись, не отказывай себе! — напутствовал ее Адам.
Чей-то сын
Мэллори проснулась и резко вскочила на ноги. Ей показалось, что она проспала девять или десять часов. Она взглянула на неописуемо безобразные часы, которые Тим выиграл в лотерею во внешнеторговой палате. Они были украшены деревянным барельефом женщины-первопроходца, памятник которой стоял на площади Риджлайна. Рука женщины служила минутной стрелкой. Оказалось, что время даже не перевалило за полдень и все еще было воскресенье.
Бал состоялся только вчера вечером, но ей казалось, что уже прошел целый год.
Она легла в восемь часов, может, в половине девятого, приготовив Адаму тосты с корицей и какао. Мальчик очень проголодался, но был так потрясен происходящим, что физически не мог есть. Он все время спрашивал, умрет ли Оуэн. Мэлли сто раз повторила ему, что не умрет. В конце концов она совершенно выбилась из сил, и, как только Адам заснул, отключилась сама.
Прошедшая ночь оказалась необычайно длинной. Ей позвонил перепуганный брат, и Дрю тут же отвез ее домой. Хотя обычно Адаму нравилось оставаться дома одному, в этот раз он вел себя странно, как будто превратился в маленького мальчика, который ужасно боится темноты. Он бродил за Мэллори из комнаты в комнату, пока ей не удалось уложить его спать.
Что-то не давало Мэлли покоя.
Она никогда не забывала своих ужасных и одновременно увлекательных снов. Но Мэл всю ночь провела на ногах и уснула воскресным утром. Это, а также тот факт, что они с Адамом остались дома одни, выбило ее из привычной колеи. И только зайдя в ванную, чтобы почистить зубы, она вдруг вспомнила, что «увидела», задремав в гостиной.
На видавшем виды широком деревянном крыльце сидели рядом пожилые мужчина и женщина. Старик наклонился к… своей жене? Наверное, к жене… Мэллори слышала их дрожащие старые голоса. Каким-то образом она знала, что старики привыкли к мягким заботливым заверениям в любви и обоюдной привязанности. Сейчас, однако, в их голосах звучал гнев.
Я увезу их сейчас, Хелен. Так дальше продолжаться не может. Я отвезу их в музей в Уайт-Плэйнс. Там очень хорошая экспозиция. Все кончено, дорогая. Все кончено.
Не смей к ним прикасаться… или, если хочешь, возьми то, что нам отдали. Только не игрушки и не вымпелы. Пожалуйста, оставь мне хотя бы это. Я тебя умоляю.
Я не отдам… детские вещи, Хелен. Как я могу отдать их чужим людям? Только то, что имеет отношение к происшедшему там. Но я хотел бы, чтобы некоторые игрушки и кое-какие вещи достались детям. Возможно, им приятно было бы их получить.
Я не хочу, чтобы они кому-нибудь доставались! Во всяком случае, не все. Не сейчас. Подожди, пока меня не станет.
У нас есть внуки, Хелен. Ты не должна спешить их покинуть. Ты сказала, что все, что ты хочешь…
Я знаю, что я сказала.
Это действительно так! Ты уделяешь девочкам и их брату не больше внимания, чем щенкам. Это неправильно! Я больше не могу жить, будто в ящике. Я ведь чувствую то же, что и ты.
Нет, ты этого не чувствуешь. Ты не можешь это чувствовать.
— Мередит? — тихо позвала Мэлли.
— Я здесь, Мышка.
— Чем ты занималась?
— Делала уроки. Адам в порядке. Он наверху, смотрит телевизор в комнате родителей. Я заезжала в больницу к Оуэну. Это все так странно. Луна вылила, а затем и высыпала всю смесь. Теперь никто не сможет выяснить, были ли в ней отравляющие вещества. Но она все выбросила не для этого. Она сказала мне, что у нее было предчувствие. Однако я думаю, что, скорее всего, ей показалось, что у смеси странный привкус или что-то в этом роде.
— Луна молодец, — отозвалась Мэллори. — Она сразу отвезла его в больницу. А я готова съесть собственную ногу. У нас есть какая-нибудь еда?
Изучив содержимое холодильника, Мередит вернулась в гостиную.
— Там есть хот-дог. И маринованные огурцы. Только они уже немного подгуляли. Я бы их не ела.
Если близнецы не составляли список необходимых продуктов и не совали его в руку Тиму, отец обычно забывал заехать в магазины. За последние несколько месяцев они столько раз ели на обед гамбургеры или хлопья, что даже Адам истосковался по брокколи. Предполагалось, что, кроме ухода за Оуэном, Карла станет готовить еду, которую Бринны смогут замораживать впрок. Один раз она это сделала. То была запеканка с тунцом, горохом, луком и огромными кусками сыра. После этого Кэмпбелл в мягкой форме сообщила Карле, чтобы она больше не отвлекалась на приготовление еды.