Но я ведь, дорогой мой Петрус, не купец, не деловой человек, дающий деньги взаймы.
Я все лишь человек со множеством недостатков, но если мне и присущ порок гордыни, то порок скупости у меня совершенно отсутствует.
Увы, мой купец ответил мне, что к 15 сентября ему предстоят большие траты и что к этому дню он будет испытывать потребность во всех своих денежных средствах, а потому на меня, так же как на других, распространяется общее правило — вернуть к указанному сроку сразу всю причитающуюся ему сумму.
Дженни стояла рядом со мной, когда я получил его письмо, и я оказался не в силах настолько владеть собой, чтобы скрыть впечатление, произведенное на меня этим письмом…
Капли холодного пота поблескивали на моем лбу; Дженни видела, как я, весь побледневший, вытирал платком свое лицо.
Она догадалась, что именно это злосчастное письмо и послужило причиной моей взволнованности, и просто протянула мне руку, улыбнувшись мягко и печально.
Нечего уже было выжидать, нечего было таить: я дал Дженни письмо. Она его прочла.
— Ну, что же, мой друг, — сказала Дженни, — завтра надо отправиться в Ноттингем и отнести этому человеку две гинеи, ведь как раз через день истекает срок платежа, и благодаря этим двум гинеям мы выиграем полгода и, быть может, избежим большой беды.
— Но, дорогая Дженни, в нашем положении лишиться двух гиней…
— Но в случае задержки платежа на один день платить придется пятьдесят гиней, дорогой Уильям…
— Ты права, Дженни. Завтра я отправляюсь в Ноттингем.
Должен сказать Вам, дорогой мой Петрус, что именно с этого часа я стал более спокойным; ночь, наступившая после того как мы приняли это решение, была, быть может, единственной, когда мне не снился арест и препровождение в тюрьму за неуплаченные долги.
На следующее утро я отправился в путь.
Несмотря на то что день был последний, мой поступок имел смысл: если я приношу очередной взнос без опоздания, с меня нельзя требовать выплаты всей суммы долга.
Так что в Ноттингем я отправился с высоко поднятой головой и уверенным взглядом!
Мне казалось, что на пять-шесть гиней, оставшихся у нас, я смогу прожить даже до конца восемнадцатого века.
Я добрался до Ноттингема и на этот раз даже не подумал заглянуть к моему хозяину-меднику.
Увы, дорогой мой Петрус, к моему стыду, должен признаться Вам, что вспоминал я об этом добром человеке лишь тогда, когда нуждался в нем.
Нет, я направился прямо к моему купцу.
В его контору я вошел твердым шагом человека, сознающего свое право быть принятым, ведь я принес деньги.
— Господин Рам? — спросил я, хотя отлично видел, что это он сидит за своим письменным столом.
— Да, я здесь, — откликнулся старый купец, бросив на меня взгляд поверх очков.
— Что ж, очень хорошо! — произнес я и подошел к нему поближе. — Сударь, из-за тяжелых обстоятельств, в которых я оказался, мне пришлось просить вас предоставить мне небольшую отсрочку с выплатой вам двух гиней.
— Да, мой дорогой господин Бемрод, да, вы мне об этом писали, — подтвердил купец. — Я вам даже ответил, что не могу удовлетворить вашу просьбу, поскольку завтра мне предстоит уплатить значительную сумму, что вынуждает меня использовать все мои денежные средства; неужели вы не получили мое письмо?
— Получил, сударь, и вот принес вам ваши два фунта стерлингов.
И я торжественно извлек из кармана две золотые монеты.
— Следовательно, — продолжал я, — извольте дать мне расписку в этой выплате.
— Я охотно бы это сделал, мой дорогой господин Бемрод, если бы долговое обязательство находилось еще у меня.
— Как это — если бы оно находилось еще у вас?! Что вы хотите этим сказать?
— Это значит, что у него теперь другой владелец.
— Другой владелец? — переспросил я.
— Да, я уже не ваш кредитор.
— В таком случае чей же я теперь должник?
— Ей-Богу, мой дорогой господин Бемрод, хотите верьте, хотите нет, но будь я проклят, если мне это известно!
— Не понимаю вас, сударь.
— Однако то, что я вам говорю, вполне понятно.
— Так что же вы говорите?
— А то, что вчера ко мне явился какой-то незнакомец и спросил, не я ли владею вашим долговым обязательством.
— Незнакомец?
— Вы ведь понимаете, у меня не было никаких причин скрывать, что я ваш кредитор: это знают все. «Долговое обязательство господина Бемрода?» — спросил он. «Конечно же, да! — воскликнул я. — Судя по сведениям, которыми я располагаю, я был бы рад любому, кто предложит мне за него половину обозначенной там суммы». — «А она составляет пятьдесят фунтов стерлингов, не правда ли?» — спросил незнакомец. «Совершенно точно», — подтвердил я. — «И вы сказали, что отдадите ее за двадцать пять фунтов стерлингов?» — «Да, черт возьми, я это сказал и не отказываюсь от своих слов. Дайте мне двадцать пять фунтов стерлингов, и это долговое обязательство перейдет в ваши руки; но предупреждаю: по-моему, эта затея принесет вам только убытки». — «Ничего, ничего, сударь, я его беру. Вот двадцать пять фунтов. А теперь перепишите долговое обязательство». — «На чье имя?» — «Это совершенно не важно: на месте имени оставьте пропуск. Важно, чтобы вам заплатили, а вам уже заплатили».
Тогда, поскольку действительно говорить было не о чем, я ничего и не сказал, а лишь взял деньги и выдал незнакомцу требуемый документ.
— И вы это сделали?! — воскликнул я, сцепив пальцы и не удержавшись от вздоха.
— Ей-Богу, это так. Выслушайте меня, мой дорогой господин Бемрод. Ректор меня предупреждает, что вы остаетесь без дела, вы, несмотря на ваше увольнение, обещаете заплатить мне обусловленную часть долга, однако дни идут, а я ваших денег не вижу. После этого я получаю ваше письмо, узнаю ваш почерк и вскрываю его: в нем вы признаетесь в ваших стесненных обстоятельствах и просите меня об отсрочке. Потребность в деньгах не позволяет мне предоставить ее вам. Я знаю вас как человека славного и потому не решался огорчить вас; неожиданно мне предлагают двадцать пять фунтов стерлингов за долговое обязательство, которое я считал уже безнадежным или же по которому, в лучшем случае, я получу пока только два фунта стерлингов. «Эх, черт побери, — сказал я себе, — пусть лучше кто-нибудь другой преследует по суду господина Бемрода, а я поступаю, как Понтий Пилат, — умываю руки!»
— Так вы полагаете, — спросил я не без дрожи, — что человек, выкупивший это долговое обязательство, намерен преследовать меня по суду?
— Черт побери, не стану от вас таить: мне вовсе не показалось, что на счет вашей особы у него хорошие намерения.
