Ответа не было.
— О'кей, — заключил Мак-Дональд. — Приступим.
17
Эдди смутно расслышал старческий голос: «Что ж, простите,
что я живу! Я, наверное, выпала из катафалка!»
Он разрезал уже половину ленты. Когда старуха начала вопить,
рука его дернулась, и по животу потекла струйка крови.
— Дерьмо, — сказал Эдди.
— Руганью здесь не поможешь, — прохрипел стрелок. — Давай
заканчивай. Или при виде крови тебя мутит?
— Только когда кровь моя.
Лента начиналась прямо над животом. Чем выше он резал, тем
хуже видел, куда он режет. Он прошел еще дюйма три, и едва не порезался снова,
когда услышал, как Мак-Дональд сказал таможенникам: «Вы, ребята, тут вот и
стойте».
— Я не могу больше резать. Я ни черта не вижу. Мне
подбородок мешает, мать его, — сказал Эдди. — Я себя точно проткну, если ты мне
не поможешь.
Стрелок взял нож в левую руку. Рука дрожала. Наблюдая за
трясущимся лезвием, наточенным до самоубийственной остроты, Эдди занервничал.
— Может, я все-таки лучше сам…
— Погоди.
Стрелок уставился на свою левую руку. Эдди не то чтобы
совсем уж не верил в телепатию, но и не то чтобы верил в нее. И все же сейчас
он почувствовал что-то столь же реальное и ощутимое, как, скажем, жар из печи.
А уже через пару секунд он понял, что это: таинственный незнакомец собирал свою
волю в кулак.
Как же он, черт возьми, умирает, если даже я чувствую его
силу?
Дрожь в руке потихонечку прекращалась. Вскоре она
превратилась в слабенькое подрагивание. А еще через десять секунд она была
твердой, как камень.
— Ну вот. — Стрелок шагнул вперед, поднимая нож, и Эдди
почувствовал вдруг, что, кроме силы, от него действительно исходит жар —
прогорклый жар лихорадки.
— Ты левша? — спросил Эдди.
— Нет, — ответил стрелок.
— Боже мой. — Эдди решил, что ему будет спокойней закрыть
глаза. Так он и сделал и только услышал, как шелестит разрезаемая лента.
— Готово, — сказал стрелок, отступая. — Теперь давай
стягивай, сколько сможешь. Я помогу тебе сзади.
Вежливый стук в дверь сменился ударами кулака.Пассажиры все
вышли,— подумал Эдди.— Никакого тебе больше мистера Славный Парень. Вот
гадство.
— Выходите, приятель! В последний раз вас прошу по-хорошему!
— Дергай!— прорычал стрелок.
Обеими руками Эдди схватился за края разрезанной ленты и
дернул ее изо всей силы. Больно, еще как больно!Хватит скулить,— сказал он
себе.— Могло быть и хуже. Была б у тебя волосатая грудь, как у Генри.
Он посмотрел на себя и увидел красную полоску раздраженной
кожи шириной дюймов в семь поперек груди. Он порезался как раз над солнечным
сплетением: кровь сочилась из ранки и алою струйкой стекала к пупку. Пакеты с
товаром болтались теперь под мышками, как закрепленные сикось-накось седельные
сумки.
— О'кей, — раздался за дверью уборной приглушенный голос. —
При…
Эдди пропустил окончание фразы из-за внезапного взрыва боли
у него на спине: это стрелок бесцеремонно сорвал остатки ленты.
Эдди закусил губу, чтобы не вскрикнуть.
— Одевай рубаху, — сказал стрелок. Лицо его, — Эдди думал,
что бледней у человека живого уже не бывает, — теперь стало серым, как старый
пепел. В левой руке он держал сорванную ленту (она слиплась в спутанный клубок,
и пакетики с белой дрянью смотрелись на ней точно два белых кокона). Потом
стрелок бросил ее на песок. Эдди заметил свежую кровь, проступившую сквозь
неуклюжую повязку на правой руке стрелка. — Быстрее.
Послышался громкий удар. Теперь в дверь не просто стучали с
вежливой просьбою освободить помещение. Эдди заглянул в туалет и увидел, что
дверь дрожит. Свет внутри замигал. Они пытаются выломать дверь.
Он подхватил рубашку. Пальцы его стали внезапно какими-то
слишком большими и неуклюжими. Левый рукав вывернут наизнанку. Эдди стал
выдергивать его обратно, рука на мгновение застряла, потом он дернул изо всей
силы, но рукав снова застрял.
Ба-бах! Дверь в туалет задрожала опять.
— Боги вышние, ну почему ты такой неуклюжий!? — простонал
стрелок, просунув левую руку в рукав рубашки. Эдди схватил манжету, а стрелок
вытащил рукав. Стрелок подал ему рубаху, как дворецкий подает пальто своему
хозяину. Эдди влез в рукава и взялся за нижнюю пуговицу.
— Погоди, — рявкнул стрелок и оторвал еще полосу от своей
раздраконенной рубашки. — Вытри живот!
Эдди, как мог, вытерся. В том месте, где он порезался, так и
сочилась кровь. Да, нож был острый. Еще какой острый!
Он швырнул окровавленную тряпку на песок и застегнул
рубашку.
Ба-бах! На этот раз дверь не просто задрожала; она
пошатнулась на раме. Глядя с берега, Эдди увидел, как бутылочка с жидким мылом
свалилась с полки под зеркалом и упала прямо на его сумку.
Он уже собирался заправить рубаху (которую, как ни странно,
он застегнул на все пуговицы и правильно) в джинсы, но тут его осенило: вместо
того, чтобы заправить рубашку, он расстегнул ремень.
— На это нет времени! — Стрелок понял, что пытается
закричать, но вместо крика выходит хрип. — Дверь больше не выдержит!
— Я знаю, что делаю, — уверил его Эдди, очень надеясь, что
это так, и шагнул обратно через порог между двумя мирами, расстегивая на ходу
молнию и приспуская джинсы.
Через мгновение — отчаянное, безнадежное — стрелок шагнул за
ним следом. Только что он пребывал в своем теле, исполненном жаркой физической
боли, и вот он уже — лишь холодное ка в сознании Эдди.
18
— Еще разок, — угрюмо буркнул Мак-Дональд, и Дир кивнул.
Теперь, когда все пассажиры вышли из самолета и спустились с трапа, офицеры
таможни вытащили оружие.
— Давай!
Двое мужчин со всей силы впечатались плечами в дверь. Она
распахнулась, на мгновение замерла на петлях и рухнула на пол.
На унитазе восседал мистер 3А со спущенными штанами. Полы
рубашки едва прикрывали мужское достоинство. Да, похоже, что мы поймали его с
поличным. За совершением, как говорится, действия, — устало подумал капитан
Мак-Дональд. Только проблема в том, что действие это, насколько я знаю, не
является противозаконным. Только теперь он почувствовал боль в плече, которым
он бился в дверь — сколько раз? три? четыре?
