— Я думал, вы ищете с надписью: «ПОДАЙТЕ НА ПРОПИТАНИЕ, Я
РАБОТАЮ НА ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЕ США», — Эдди пошел дальше.
Подходя к лестнице, он заметил, как женщина на скамейке
поспешно захлопнула сумочку и поднялась.
Бог ты мой, как на параде в День Благодарения.
День действительно выдался интересный, и Эдди подозревал,
что самое интересное еще впереди.
5
Когда Роланд увидел, что омарообразные твари опять выползают
из волн (значит, их появление вызвано не приливом, а темнотою), он оставил Эдди
Дина и вернулся на берег, чтобы переползти в безопасное место, пока эти твари
еще не нашли его и не сожрали.
Боль. Он ждал ее и приготовился к ней. Он так давно жил
вместе с болью, что она стала почти как друг. Однако, его ужаснуло, с какой
скоростью нарастает жар и убывают силы. Если прежде он еще не умирал, то теперь
уже — наверняка. Есть ли в мире Узника такое снадобье, которое может
предотвратить скорую смерть? Возможно. Но если он не достанет его в течение
шести или восьми часов, то уже можно и не беспокоиться. Если так все пойдет и
дальше, его не излечат ни снадобья, ни колдовство. Ни в этом мире, ни в любом
другом.
Идти он не может. Придется ползти.
Он уже приготовился к старту, как вдруг его взгляд упал на
слипшийся комок ленты и на мешочки с бес-порошком. Если оставить их здесь,
омарообразные твари наверняка разорвут их в клочья. Морской ветер разнесет
порошок на все четыре стороны. Туда ему и дорога, — угрюмо подумал стрелок, но
позволить этого он не мог. Когда придет время, у Эдди Дина могут возникнуть
большие проблемы, если он не сумеет предоставить порошок этому человеку,
Балазару. Есть люди, которых не стоит обманывать. А Балазар, как Роланд его
себе представлял, относится именно к этому типу людей. Таких наколоть
невозможно. Он захочет увидеть, за что он выкладывает свои денежки, и пока он
этого не увидит, на Эдди будет направлено столько стволов, что их хватило бы на
вооружение небольшой армии.
Стрелок подтащил к себе комок клейкой ленты, повесил его на
шею и пополз вверх по берегу
Он прополз ярдов двадцать — вполне достаточно для того,
чтобы считать себя в безопасности, но тут его озарила ужасная и все же
по-своему смешная мысль. Он отползает все дальше и дальше от двери. Как,
интересно, он собирается через нее проходить, если она теперь далеко позади?
Он обернулся и увидел дверь. Не на песке внизу, а футах в
трех у себя за спиной. Мгновение он только тупо смотрел на нее, а потом понял
то, что сообразил бы уже давно, если бы не лихорадка и не голоса Инквизиторов,
которые донимали Эдди своими непрестанными вопросами, Где ты, как ты, почему
ты, когда ты (вопросы эти, казалось, сливались с вопросами тварей, выползающих
из волн на берег: Дад-а-чок? Дад-а-чум?). Как в бреду. Хотя это был не бред.
Теперь, куда бы я ни пошел, она будет тащиться за мною,—
подумал он. Так же, как и за ним. Теперь она будет все время с нами, как
проклятие, от которого ты никогда не избавишься.
Все это было настолько истинным, что не вызывало ни малейших
сомнений… как и еще одна вещь.
Если дверь между ними захлопнется, она захлопнется навсегда.
Когда это случится,— мрачно подумал стрелок, — он должен
остаться со мной. На этой стороне.
"Ты, стрелок, прямо-таки образец добродетели!—
рассмеялся человек в черном. Похоже, он навсегда поселился в сознании Роланда.—
Ты убил мальчика; это было жертвоприношение, которое помогло тебе настичь меня
и, как мне кажется, создать эту дверь между мирами. Теперь ты намерен извлечь
свою тройку, одного за другим, обрекая их всех на то, чего бы ты никогда не
хотел для себя: жить в чужом мире, где они могут погибнуть, как звери из
зоопарка, выпущенные в дикий лес".
Башня,— в исступлении подумал Роланд.— Как только я доберусь
до Башни и сделаю то, что я должен сделать… великий акт восстановления или же
искупления, который мне предназначено совершить… тогда, возможно, они…
Но пронзительный смех человека в черном, человека, который
умер, но продолжал жить в запятнанном сознании стрелка, не дал ему даже
закончить мысль.
Но даже мысль о предательстве, которое он замышлял, не
смогла бы заставить его свернуть с избранного пути.
Он прополз еще ярдов десять, оглянулся и увидел, что даже
самое большое из омарообразных чудовищ не решается выползти более чем за
двадцать футов от линии прилива. А он уже покрыл расстояние в три раза больше.
Ну что ж, хорошо.
"Ничего хорошего,— весело отозвался человек в черном.—
И ты это знаешь".
Заткнись,— подумал стрелок и, как ни странно, голос
действительно умолк.
Роланд засунул мешочки с бес-пылью в расщелину между двумя
камнями, накрыл их пригоршней вырванной сорной травы, потом отдохнул немного:
голова гудела, как котел с кипящей водой, его бросало то в жар, то в холод, — и
перекатился через дверь в другой мир, в другое тело, оставив на время свое,
смертельно зараженное, лежать на камнях.
6
Вернувшись к себе во второй раз, он вошел в тело,
погруженное в такой глубокий сон, что на мгновение ему показалось, что тело его
впало уже в коматозное состояние… состояние, когда все функции тела снижены до
такой степени, что временами сознание соскальзывает во тьму.
Этого он и опасался. Он заставил тело свое проснуться,
толчками и пинками выгоняя его из темной пещеры, куда оно заползло. Он заставил
сердце ускорить ритм, нервы — снова воспринимать боль, которая, испепеляя кожу,
и пробудила плоть к суровой реальности.
Теперь была ночь, на небе сияли звезды. Эти штуки, похожие
на длинные бутеры, которые Эдди купил для него, были как маленькие кусочки
тепла посреди ночной стужи.
Какие-то они странные. Ему не хотелось их есть, но все же —
придется. Однако сначала…
Он посмотрел на белые таблетки у себя в руках. Астин, назвал
их Эдди. Нет, он назвал их как-то по-другому, но Роланд не мог произнести это
слово так, как произнес его Узник. В любом случае, это — лекарство. Лекарство
из другого мира.
Если что-то из твоего мира и может мне повредить, Узник, —
угрюмо подумал он, — то это, скорее, снадобья, а не бутеры.
И все же придется ему принять эти пилюли. Не те, которые ему
действительно необходимы, — по крайней мере, так считал Эдди, — но они должны
сбить жар.
Три сейчас, три потом. Если будет это «потом».
Он положил три таблетки в рот, потом снял крышку — какой-то
странный белый материал, не бумага и не стекло, однако немножко похож и на то,
и на другое — с бумажного стакана с питьем и запил их.
