Фельдшер быстренько ретировался.
Джордж повернулся опять к молодой негритянке и вдруг увидел,
что она пришла в себя и тоже смотрит на него вполне осознанным взглядом.
— Что со мной произошло? — спросила она.
Джордж вспомнил, как кто-то из толпы говорил другому о том,
что она якобы произносила прежде, чем потерять сознание (как она доберется до
этого мудака и повырвет ему все яйца и т.д., и т.п.). Тот тип был белым. Теперь
Джордж решил, что он все это придумал либо из-за странности, свойственной
человеческой натуре, когда и без того трагическую ситуацию стремятся выставить
еще трагичнее, либо просто из-за рассовых предрассудков. Сразу видно, что эта
женщина — воспитанная и культурная.
— Несчастный случай, — сказал он. — Вам…
Она закрыла глаза, и он подумал, что ее опять потянуло в
сон. Ну и хорошо. Пусть кто-то другой скажет ей, что она лишилась ног. Кто-то
из тех, у кого доходу побольше 7600 $ в год. Он отодвинулся чуть влево, чтобы
еще раз измерить ей давление, и тут она снова открыла глаза. Перед Джорджем
Шейверсом была совершенно другая женщина.
— Мать твою, из-за этого мудозвона мне оттяпало ноги. Я
чувствую, что они тю-тю. Это что — скорая?
— Д-д-да, — выдавил Джордж. Ему вдруг захотелось чего-нибудь
выпить. Не обязательно спиртного. Просто промочить горло, а то во рту
пересохло. Как в том фильме со Спенсером Трейси, «Доктор Джекилл и мистер
Хайд», только на самом деле.
— Поймали они этого белого мудака?
— Нет, — про себя Джордж еще подумал:Парень, кажется, влип,
еще как влип.
Он как-то смутно осознал, что фельдшера, подступившие было
поближе (быть может, в надежде, что он сделает что-то не так), отошли подальше.
— Ну и ладно. Все равно эти белые гады его отпустят. Я сама
до него доберусь. Я хрен ему на фиг отрежу. Сукин сын! Я скажу тебе, что я буду
делать с этим сукиным сыном! Я тебе кое-что скажу, белый ублюдок! Я скажу тебе…
я скажу…
Глаза ее снова закрылись, и Джордж подумал:Да, лучше спи,
пожалуйста, спи. Мне за это никто не заплатит, я все равно не врубаюсь, не
знаю, что делать, нам читали про шоковое состояние, но никто даже не упомянул
шизофрению…
Глаза снова открылись. Перед ним была первая женщина.
— Какой несчастный случай? — спросила он. — Я помню, как
вышла из «Я»…
— Из себя? — тупо переспросил Джордж.
Она улыбнулась вымученной улыбкой.
— Такая кофейня. «Голодный я».
— А. Да. понимаю.
Из-за той, другой, будь она хоть трижды пострадавшая, он
себя чувствовал так, как будто его облили грязью, ему даже стало немножко
нехорошо. А с этой он себя чувствовал точно рыцарь из романа про короля Артура,
рыцарь, который успешно выцепил Прекрасную Даму из логовища дракона.
— Я еще помню, как спустилась в подземку, прошла на
платформу, а дальше…
— Кто-то столкнул вас. — Это звучало глупо, ну и что с того?
Это действительно было глупо. Нелепо.
— Столкнул под поезд?
— Да.
— И я осталась без ног?
Джордж попытался сглотнуть, но не смог. В горле совсем
пересохло.
— Не совсем, — выдавил он, и ее веки снова сомкнулись.
Пусть это будет обморок, подумал он. Пусть это будет..
Глаза распахнулись. Они так и пылали. Рука поднялась и
резанула растопыренной пятерней по воздуху в каком-то дюйме от его лица — еще
чуть-чуть, и он лежал бы сейчас в травмпункте с разорванною щекой, а не курил
бы тут с Хулио «Честерфилд».
— ТЫ БЕЛЫЙ ГАД, СУКИН СЫН! — завопила она. Глаза горели
адовыми огнями на чудовищно искаженном лице. В этом лице не осталось уже ничего
человеческого. — БУДУ ТЕПЕРЬ КОНЧАТЬ ВСЯКОГО БЕЛОГО МУДАКА, ТОЛЬКО МНЕ
ПОПАДИСЬ! ОТРЫВАТЬ ИХНИЕ ЯЙЦА И ШВЫРЯТЬ В ИХНИЕ БЕЛЫЕ ХАРИ! Я…
Это было какое-то сумасшествие. Так изъясняется только
Бабочка Мак-Куин, негритянка из одного комикса, которая рехнулась уже
окончательно и настроена очень решительно. Вот и она — или оно — тоже казалась
какой-то нечеловеческой. Это вопящее и издерганное существо просто не могло
полчаса назад лежать в тоннеле подземки с отрезанными ногами. Она кусалась.
Пыталась расцарапать ему лицо. Из носа у нее текло, с губ летели плевки, изо
рта — непристойности.
— Вырубите ее, док! — заорал кто-то из фельдшеров, вдруг
побледнев. — Бога ради, вырубите ее! — он потянулся уже к коробке со шприцами,
но Джордж отшвырнул его руку.
— Отгребись, чучело.
Джордж посмотрел на свою пациентку и снова увидел глаза той,
первой — спокойные, умные.
— Я буду жить? — спросила она небрежно, таким тоном, каким
обычно беседуют за чашкой чаю, а он подумал: Она даже не знает об этих
провалах. Совершенно не знает. И чуть погодя: И та тоже не знает.
— Я… — он тяжело сглотнул, потер грудь поверх халата, как бы
стараясь унять бешеное сердцебиение, и приказал себе взять себя в руки. Жизнь
он ей спас. Психологические ее проблемы его не касаются.
— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила она, и он даже
слегка улыбнулся искренней озабоченности, что прозвучала в ее голосе. Это надо
же — она спрашивает его!
— Да, мэм.
— Вы на какой вопрос отвечаете?
Он сначала не понял, но потом сообразил:
— На оба, — он взял ее за руку. Она сжала его руку, а он
заглянул в ее сияющие глаза и подумал:А в нее можно влюбиться,— и в это
мгновение ее рука превратилась в царапающую пятерню, и она сообщила ему, что он
белый мудак и что она не просто яйца ему отрежет, а вырвет их зубами.
Он отпрянул, глядя на ладонь, не идет ли кровь, и в голове у
него пронеслась еще бессвязная мысль, что если — да, то нужно будет что-нибудь
сделать, потому что она ядовитая, эта женщина ядовитая, ее укус — все равно что
укус мокасиновой или гремучей змеи. Но крови не было. а когда он посмотрел на
нее снова, перед ним была та — первая.
— Пожалуйста, — сказала она. — Я не хочу умирать. Пожал… —
тут она потеряла сознание. Может, и к лучшему. Для них для всех.
4
— Ну и что ты думаешь? — спросил Хулио.
— Насчет того, кто выйдет в финал? — Джордж расплющил окурок
каблуком туфли. — «Белые носки». Я как-то уже с ними свыкся.
— Да нет, насчет этой девицы.
— По-моему, она ярко выраженная шизофреничка, — медленно
проговорил Джордж.
