Эдди уставился на нее, беззвучно открывая и закрывая рот,
точно какая-то рыба, потом осторожно прикоснулся к разбитой челюсти,
поморщился, убрал руку и принялся разглядывать кровь на ладони.
Она вопила, что убьет их обоих; они двое могут ее
изнасиловать, но она их обоих убьет — своей штучкой, они посмотрят, у нее там,
твою мать, вход весь утыкан зубами, так что пусть они всадят ей свои вонючие
члены, и посмотрим тогда, что с ними будет!
— Какого черта… — тупо выдавил Эдди.
— Мои ремни, — прохрипел стрелок. — Давай один сюда. Я
попытаюсь ее перекатить наверх, а ты попробуй схватить ее руки и связать их за
спиной.
— НИ ХЕРА! — завопила Детта, и рванулась с такою силой
(безногая женщина!), что едва не сбросила Роланда. Он чувствовал, как она снова
и снова пытается ткнуть культей своей правой ноги ему между ног.
— Я… я… она…
— Шевелись, проклятие лицу твоего отца! — проревел Роланд, и
Эдди наконец вышел из оцепенения.
4
Она дважды едва не вырвалась, пока они оба держали ее и
вязали. Но Эдди все-таки удалось затянуть петлю из пояса Роланда на ее
запястьях, когда Роланд — приложив всю свою силу! — сумел отвести ее руки за
спину (увертываясь все время от ее выпадов и укусов, как мангуст от змеи;
укусов он избежал, но прежде, чем Эдди закончил свою работу, она успела его
оплевать). Потом Эдди оттащил ее от Роланда за свободный конец ремня. Ему не
хотелось причинять боль этому корчащемуся, изрыгающему проклятия существу —
существу, которое было гораздо страшнее и безобразнее омарообразных чудищ,
потому что оно обладало разумом, — ибо он знал, что оно может быть и
прекрасным. Ему не хотелось причинять боль второму лику, заключенному где-то в
глубинах этого тела (подобно живому голубю, спрятанному в тайнике волшебного
ящика для фокусов).
Внутри этого вопящего благим матом создания таилась Одетта
Холмс.
5
Хотя последнее его верховое животное — мул — сдохло еще в
незапамятные времена, у Роланда еще оставался кусок от его привязи (которая, в
свою очередь, когда-то служила стрелку неплохим арканом.) Этой веревкой они
привязали Детту к коляске, как она себе воображала раньше (или выудила эту
сцену из ложной памяти), но в конце концов им пришлось именно так и поступить,
верно? Закончив, они отошли от нее подальше.
Если б не эти ползучие твари-омарчики, Эдди сходил бы к воде
и как следует вымыл руки.
— Меня, кажется, сейчас вырвет, — голос его сорвался, как у
подростка.
— А чего бы вам не покусать друг у друга хуи? — вопило,
стараясь вырваться, существо в коляске. — Что, слабо негритянку трахнуть?
Валяйте — сосите теперь друг у друга! Ну! Давайте-давайте, пока есть время, а
то Детта Уокер сейчас слезет с этого чертова кресла, оторвет ваши бледные
стояки и скормит их этим гадам ползучим!
— Вот в эту женщину я входил. В нее. Теперь ты мне веришь? —
спросил стрелок.
— Я тебе верил и раньше. Я тебе уже говорил.
— Ты думал, что веришь. Умом-то ты понимал, но не сердцем.
Но теперь, я надеюсь, ты все же поверил? Всем сердцем?
Эдди поглядел на вопящее, бьющееся существо в инвалидной
коляске и поспешил отвести взгляд, вдруг побледнев — только ссадина на разбитой
челюсти еще кровоточила. Щеку заметно раздуло, она стала немного похожа на
красный воздушный шарик.
— Да, — выдавил он. — Боже мой, да. Эта женщина — чудовище.
Эдди заплакал.
Стрелку вдруг захотелось его утешить, но он не смог
совершить подобное святотатство (он не забыл про Джейка) и просто ушел во тьму,
изнывая в жару нового приступа лихорадки.
6
Намного раньше той ночью, когда Одетта еще спала, Эдди
сказал Роланду, что он, кажется, знает, что с ней не так. Кажется. Роланд
переспросил, что он имеет в виду.
— Она, может быть, шизофреничка.
Роланд лишь покачал головой. Эдди принялся объяснять ему,
что он знает о шизофрении, в основном по фильмам типа «Три лика Евы» и по
различным телевизионным программам (преимущественно по мыльным операм, которые
они с Генри частенько смотрели под кайфом). В ответ Роланд кивнул. Да. Болезнь,
которую описал Эдди, к данному случаю подходила по всем параметрам. Женщина с
двумя лицами: одним светлым, одним темным. С лицом похожим на пятую карту из
колоды Таро в гадании человека в черном.
— И они… эти шизофреники… не знают, что у них есть второе
лицо? — уточнил он.
— Нет, не знают. Но… — Эдди вдруг замолчал, мрачно глядя на
омарообразных чудовищ, которые ползали и вопрошали, вопрошали и ползали у воды.
— Но — что?
— Я же не спец по мозгам, — сказал Эдди, — и я точно не
знаю…
— Спец по мозгам? Это что такое?
Эдди постучал пальцем себе по виску.
— Доктор по расстройствам психики. Врач, который вправляет
мозги. Вообще-то, правильно он называется психиатр.
Роланд кивнул. «Спец по мозгам» понравился ему больше.
Потому что разум у этой Госпожи был каким-то уж слишком огромным. В два раза
больше, чем нужно.
— Но, мне кажется, шизы почти всегда знают, что с ними
что-то творится неладное, — продолжал Эдди. — Потому что в сознании у них
бывают провалы. Может быть, я ошибаюсь, но я всегда думал, что это как бы два
человека, каждый из которых уверен, что он страдает временной потерей памяти,
из-за этих самых провалов, которые обнаруживаются, когда сознанием завладевает
другой. Она… она говорит, что помнит все. Она действительно думает, что помнит
все.
— Но ты, кажется, говорил, будто она вообще не верит, что
все это с ней происходит на самом деле.
— Ну да, — сказал Эдди, — но пока что забудь об этом. Я
пытаюсь сказать, что это не важно — во что она верит, главное, она помнит все,
с того момента, как она сидела у себя в гостиной и смотрела по телику новости,
и никаких провалов. Она понятия не имеет, что в теле ее проявился какой-то
другой человек в промежутке между тем, как она сидела у телевизора, и тем, как
ты вошел ей в сознание в «Мейси». Черт его знает, это могло случиться на
следующий день или вообще через неделю. Там, как я понял, была все еще зима —
большинство покупателей были в теплых пальто…
Стрелок кивнул. Восприятие Эдди с каждым днем становилось
острее. Это хорошо. Правда, он пропустил шарфы и ботинки, и перчатки, торчавшие
из карманов пальто, но для начала неплохо.
— … но в остальном невозможно определить, сколько времени
Одетта была той женщиной, потому что она и сама не знает. Я думаю, что в такой
ситуации, как сейчас, она еще не бывала, и эта ее история о том, как ее тюкнули
по голове, это просто — защита.
