В каком-то смысле Эдди уже заболевал; им обоим
нездоровилось. По уголкам губ у Эдди высыпала лихорадка, кожа покрылась
шелушащимися пятнами. Роланд же чувствовал, что у него начинают шататься зубы,
а кожа между пальцами на руках и ногах начала трескаться и кровоточить. У них
было, что есть, но изо дня в день они ели одно и то же. Какое-то время они
смогут еще продержаться, но в конце концов они наверняка загнуться, точно так
же, как если б у них вообще не было никакой еды.
Идем по суше, а страдаем от цинги, моряцкой хвори, подумал
Роланд. Вот так вот. Просто смех. Нам нужны фрукты. И зелень.
Эдди кивнул в сторону Госпожи.
— Она не уймется. Так и будет усложнять нам жизнь.
— Пока не вернется та, другая.
— Было бы здорово, но на это нельзя полагаться. — Эдди
поднял обгоревшую клешню и принялся выводить на песке бессмысленные узоры. —
Есть какие-то мысли насчет того, далеко ли еще до следующей двери?
Роланд покачал головой.
— Я почему спрашиваю: если от второй до третьей двери
расстояние такое же, как от первой до второй, тогда у нас есть все шансы
влипнуть по уши в большую кучу дерьма.
— Мы и так уже в нем по уши.
— Пока — по шею, — угрюмо поправил Эдди. — Просто мне
интересно, долго ли я протяну на плаву.
Роланд похлопал его по плечу. Эдди даже моргнул в изумлении,
настолько он не привык, чтобы Роланд выражал таким образом свое участие.
— Есть одна вещь, о которой она не знает, — сказал он.
— Да ну? И какая же?
— Мы, «белые мудаки», можем держаться долго.
Эдди расхохотался, зажимая ладонями рот, чтобы не разбудить
Детту. Он уже сыт по горло общением с нею, большое спасибо.
Стрелок улыбнулся, глядя на него:
— Я ложусь спать. Будь…
— … начеку. Да уж. Буду.
13
Его разбудил жуткий вопль.
Эдди заснул, как только его голова коснулась
импровизированной подушки, которую он соорудил себе из скомканной рубашки, и не
прошло, как ему показалось, и десяти минут, как Детта Уокер зашлась диким
криком.
Он проснулся мгновенно, готовый ко всему. Может быть, это
король омаров поднялся из морских глубин, дабы отомстить за своих убиенных
детей, или какое-нибудь страшилище спустилось с гор. Ему показалось, что он
проснулся мгновенно, но стрелок уже был на ногах с револьвером в левой руке.
Увидев, что оба они проснулись, Детта тут же прекратила
кричать.
— Решила проверить, смогу я вас, если что, добудиться,
парни, — сообщила она. — А то вдруг тута волки. Местечко для них в аккурат
подходящее. Ну и дай, думаю, погляжу, смогу я вас сразу поднять или нет, если
волчище ко мне вдруг полезет.
— Господи, — простонал Эдди. Луна уже появилась на небе, но
еще даже не поднялась; значит, поспали они менее двух часов.
Стрелок убрал револьвер в кобуру.
— Больше не надо так делать, — сказал он Госпоже в коляске.
— А что мне будет, ежели сделаю? Ты, что ли, меня
снасильничаешь?
— Если бы мы собирались вас изнасиловать, мы бы давно уже
вас оприходовали, — спокойно проговорил стрелок. — Больше не надо такого
делать.
Он снова лег, натянув на себя одеяло.
Господи Боже мой, подумал Эдди, что же это такое, что это,
мать твою… он не успел даже додумать, как опять провалился в сон, но буквально
тут же воздух вновь раскололся от диких воплей, пронзительных, как пожарная
сирена, и Эдди снова вскочил, кровь его так и пылала, насыщенная адреналином,
руки сами сжались в кулаки, а Детта хрипло хохотала.
Эдди посмотрел на небо: луна не прошла и десяти градусов с
того момента, как Детта разбудила их в первый раз.
Она не остановится, устало подумал он. Спать она точно уже
не будет, а будет за нами наблюдать, и как только она убедиться, что мы заснули
— а им так нужно как следует выспаться, чтобы набраться сил, — она снова начнет
вопить. И так продолжаться будет до тех пор, пока она не сорвет себе голос.
Внезапно смех ее оборвался. К ней приближался Роланд —
темная фигура в бледном свете луны.
— Не подходи ко мне, беложопый, — прошипела Детта, но голос
ее все-таки дрогнул. — Все равно ничего ты со мной не сделаешь.
Роланд встал перед нею, и на мгновение Эдди показалось, то
есть, он был абсолютно уверен, что чаша терпения стрелка переполнилась и он
сейчас просто прихлопнет ее, как муху. Но, как это ни поразительно, вместо
этого он опустился перед ней на одно колено, как галантный ухажер, делающий
предложение своей пассии.
— Послушайте, — сказал он таким бархатным голосом, что Эдди
ушам своим не поверил. На лице у Детты отразилось такое же неподдельное
изумление, только к нему еще примешался страх. — Послушайте меня, Одетта.
— Кого это тут звать О-детта? Меня по-другому зовут.
— Заткнись, сука, — взревел стрелок, а потом голос его снова
стал мягким и ласковым. — Если вы меня слышите, если вы вообще можете с нею
справляться…
— Чегой-то ты так вдруг со мною заговорил? Как не со мной
вовсе, а с кем-то еще. Хватит тебе надо мной измываться уже, беложопый. Кончай
это, слышишь?
— … тогда заставьте ее заткнуться. Я, конечно, могу ей
засунуть в пасть кляп, но не хочу. Жесткий кляп — очень опасная штука. Иногда
от него задыхаются.
— КОНЧАЙ ЭТО, БЕЛЫЙ МУДОФЕЛ, ТОЖЕ МНЕ — ЗАКЛИНАТЕЛЬ ВОНЮЧИЙ!
— Одетта, — голос его опустился до шепота не громче, чем
шелест первых капель дождя.
Она вдруг умолкла, уставившись на него широко распахнутыми
глазами. Эдди в жизни не видел столько страха и ненависти, смешавшихся в
человеческих глазах
— Мне кажется, этой суке плевать, задохнется она или нет. Ей
хочется умереть, но больше всего ей хочется, чтобы умерли вы. Но вы же не
умерли, пока еще нет, и я не думаю, что эта Детта только сейчас появилась в
вашей жизни. Она себя чувствует в вас как дома, так что, возможно, вы меня
слышите и можете взять ее под контроль, даже если вы пока не в состоянии
выбраться из нее. Не дайте ей разбудить нас и в третий раз, Одетта. Я не хочу
ей запихивать кляп. Но если она меня вынудит, я это сделаю.
Он встал, отошел от нее, не оглядываясь, снова закутался в
одеяло и тут же заснул.
Она по-прежнему таращилась на него широко распахнутыми
глазами, ноздри ее раздувались.
