— Господи, — прошептал он. — Господи Боже!
— А ты сможешь открыть ее? — спросила Одетта. — Или я?
Он медленно шагнул вперед и ухватился за ручку двери, на
которой было написано это слово.
Попробовал повернуть ручку по часовой, потом против часовой.
Она не сдвинулась ни на йоту.
— Ну что ж, — тихо проговорила она, смирившись, — стало
быть, только он может ее открыть. Мне кажется, мы с тобой это давно понимали.
Иди за ним, Эдди. Иди сейчас же.
— Сначала мне нужно устроить тебя поудобнее.
— Мне и так будет нормально.
— Нет, не будет тебе так нормально. Ты сейчас слишком близко
от границы прилива. Если тебя здесь оставить, ночью, как только стемнеет,
вылезут эти омары и тебя скуша…
Внезапный вопль дикой кошки в холмах перерезал фразу Эдди,
как нож — тоненькую бечевку. Кричала зверюга еще далеко, но все же ближе, чем в
прошлый раз.
Ее взгляд быстро скользнул к револьверу стрелка, который
Эдди засунул за пояс, потом снова к его лицу. Эдди почувствовал, как заливается
краской.
— Он сказал тебе не оставлять мне оружие, да? — тихо
спросила она. — Он не хочет, чтобы он был у меня. По какой-то причине не хочет,
чтобы он был у меня.
— Патроны все отсырели, — неловко пробормотал Эдди. —
Вероятно, он вообще не будет стрелять.
— Я понимаю. Только откати меня чуть повыше по склону, Эдди.
Ничего? Тебе будет не трудно? Я знаю, как у тебя ноет спина, Эндрю всегда
называл это «Инвалидноколясочным приседом», но если ты меня отвезешь чуть
повыше, эти омары до меня не достанут. Я сомневаюсь, что какие-нибудь еще звери
решатся приблизиться к берегу, по которому ползают эти гадости.
Эдди подумал: Когда прилив, вероятно — да… но неизвестно
еще, что будет, когда начнется отлив?
— Оставь мне еды и камней, — сама того не зная, она почти
слово в слово повторила наказ стрелка, и Эдди опять покраснел. Он сам
чувствовал, как его щеки его и лоб так и пыхают жаром, точно кирпичная печка.
Она посмотрела на него со слабой улыбкой, и покачала
головой, как будто он высказал это вслух.
— Сейчас мы не будем спорить. Я же видела, в каком он
состоянии. Время его на исходе. И у нас тоже нет времени перепираться. Отвези
меня чуть повыше, оставь мне еды и камней, а потом забирай коляску и вперед.
10
Он постарался устроить ее по возможности побыстрее. Перед
тем, как уйти, он достал револьвер Роланда и протянул его ей рукояткой вперед.
Но Одетта лишь покачала головой.
— Он разозлится на нас обоих. На тебя — за то, что дал, на
меня — что взяла.
— Бред какой-то! — выкрикнул Эдди. — Как тебе это вообще
взбрело в голову?
— Я знаю, — голос ее не допускал никаких возражений.
— Ну ладно, допустим, что это так. Просто допустим. Но я
разозлюсь на тебя, если ты не возьмешь.
— Убери его. Я не люблю пистолеты. Я не умею стрелять. Если
какая-нибудь зверюга набросится на меня в темноте, я первым делом напружу в
штаны. А потом я направлю его по ошибке не в ту сторону и пристрелю себя же. —
Она помолчала, серьезно глядя на него. — И есть еще одно обстоятельство, о
котором, ты вероятно, знаешь. Я вообще не хочу прикасаться к его вещам. Не
хочу. Мама моя говорила, что есть вещи, которые приносят несчастья, и я боюсь
прикасаться к тому, что ему принадлежит. Конечно, мне нравится думать, что я
современная женщина… но я не хочу, чтобы рядом со мной было что-то такое, что
приносит несчастье, когда ты уйдешь, и я буду одна в темноте.
Он посмотрел на Одетту, и она по глазам его поняла, что он
все еще сомневается.
— Убери его, — сказала она тоном строгой учительницы. Эдди
рассмеялся, но все же послушался.
— Чего ты смеешься?
— Ты сейчас это сказала ну в точности как мисс Хатэуэй,
училка моя в третьем классе.
Она улыбнулась, по-прежнему глядя ему в глаза, и тихонько
запела:
— Тень ночная на землю ложится… в сумерках все растворилось…
— Одетта умолкла, и вместе они посмотрели на запад, но звезда, которой они
вчера загадывали желания, еще не появилась на небе, хотя тени их стали длиннее.
— Еще что-нибудь, Одетта? — Он все искал предлоги остаться с
нею подольше. Может быть, это пройдет, когда он действительно соберется уйти,
но пока что он длил расставание, хватаясь за всякий повод.
— Поцелуй. Мне тогда будет легче, если ты не возражаешь.
И когда после долгого поцелуя губы их разомкнулись, она
взяла его за руку и пристально посмотрела ему в глаза:
— До прошлой ночи я ни разу не занималась любовью с белым.
Не знаю, важно это для тебя или нет. Я даже не знаю, важно ли для меня самой.
Но я подумала, что тебе следует знать.
Он на мгновение задумался.
— Мне не важно, — сказал он наконец. — В темноте, как
говорится, все кошки серы. Я люблю тебя, Одетта.
Она накрыла руку его ладонью.
— Ты очень славный, и я, может быть, тоже тебя люблю, хотя
для нас еще слишком рано…
В это мгновение, как по сигналу, где-то в зарослях завопила
дикая кошка. Пока что не ближе, чем в четырех-пяти милях отсюда, но все же
намного ближе, чем в прошлый раз, и, судя по звуку, зверюга была большая.
Они повернулись на звук. Эдди почувствовал, как волоски у
него на затылке попробовали встать дыбом. Только у них ничего не вышло.
Простите меня, волоски, совершенно по-идиотски подумал он. Патлы я отрастил
будь здоров.
Истошный вопль усилился, как будто это орала какая-нибудь
несчастная зверюга, умирающая в жутких муках (хотя на самом-то деле этот
кошмарный вопль, скорее всего, знаменовал собою удачное завершение брачных
игр). Крик как будто завис на мгновение, стал почти что невыносимым, а потом
начал стихать
— все глуше и глуше, — а потом оборвался или растворился в
нескончаемом вое ветра. Они подождали, но вопль больше не повторился. Однако
Эдди больше не колебался. Он снова вытащил револьвер и протянул его ей.
— Бери и не спорь. Если тебе все же придется стрелять, он
тебя не подведет… такое оружие никогда не подводит… но все равно возьми.
— Хочешь поспорить?
— Ты можешь спорить, сколько душе угодно.
Внимательно посмотрев в глаза Эдди, она улыбнулась немного
устало.
