- Разумеется, доктор, нам в объявлениях надо будет указать причину, - добавил мистер Тернер, постукивая по зубам наконечником своего карандаша. - Каждый покупатель непременно подумает: отчего врач отказывается от такого золотого дна? Я уже давно нигде не встречал таких больших поступлений наличными деньгами. Так что же мы напишем? Продается по случаю болезни?
- Нет, - резко возразил Эндрью. - Сообщите правду. Напишите, - он запнулся, - ну, напишите, что по личным обстоятельствам.
- Очень хорошо, доктор. - И мистер Джеральд Тернер записал на черновике объявления: "передается по причинам чисто личного свойства, не имеющим ничего общего с практикой".
В заключение Эндрью сказал:
- И помните, я не требую целого состояния за это - только приличную цену.
За завтраком Кристин отдала ему две телеграммы. Он просил и Денни и Гоупа телеграфировать в ответ на письма, посланные им накануне.
В первой телеграмме, от Денни, было сказано только: "Убедили. Ждите меня завтра вечером".
Вторая была написана в типичном для Гоупа легком тоне:
"С какой стати я должен всю жизнь проводить среди сумасшедших? Провинциальные города Англии - это трактиры, соборы и свиные рынки. Вы говорите - лаборатория? Подписано: Негодующий налогоплательщик".
После завтрака Эндрью поехал в больницу Виктории. Так рано Сороугуд в палате не бывал, но это как раз и было Эндрью на руку. Он хотел избежать шума и неприятностей, меньше всего ему хотелось огорчить старшего товарища, который, при всем своем упрямстве и отсталости, всегда относился к нему хорошо.
Сев у постели Мэри, он тихонько изложил ей свое намерение.
- Прежде всего, я виноват перед вами, - он ласково погладил ее руку. - Мне следовало предвидеть, что эта больница для вас не вполне подходящее место. "Бельвью" - совсем другое дело, Мэри. Но здесь все были к вам очень добры, и не стоит их обижать. Вы просто заявите, что хотите в среду выписаться. Если вам неприятно самой это сделать, я устрою так, чтобы Кон написал сюда, что просит отправить вас домой. Это будет легко, потому что здесь всегда столько людей ждут свободной койки. И в среду я сам отвезу вас в своем автомобиле в "Бельвью". Со мной будет сиделка и все, что нужно. Ничего не может быть проще и лучше для вас.
Он возвратился домой с сознанием, что еще кое-что сделано, что он начинает наводить порядок в своей жизни. Вечером на приеме он начал сурово отделываться от пациентов-хроников, безжалостно разрушая чары, которыми удерживал их раньше. За час он доброму десятку человек объявил твердо:
- Сегодня ваш последний визит. Вы давно ходите ко мне, и вам теперь гораздо лучше. Не следует постоянно принимать лекарства.
Покончив с этим, он испытал большое облегчение. Честно и прямо говорить людям то, что думаешь, было для него роскошью, в которой он так долго себе отказывал. Он прибежал к Кристин, как мальчик.
- Теперь я уже чувствую себя в меньшей степени торгашом. - И вдруг простонал: - Боже, как я мог сказать это! Я забыл, что случилось... забыл о Видлере... обо всем, что я наделал!
В эту минуту раздался телефонный звонок. Кристин пошла к телефону, и ему показалось, что она очень долго там оставалась и что, когда она вернулась, у нее было странное, натянутое выражение лица.
- Тебя зовут к телефону.
- Кто?
И вдруг он понял, что это Франсиз Лоренс. В комнате некоторое время царило молчание. Затем он торопливо произнес:
- Скажи ей, что меня нет дома. Скажи, что я уехал... Нет, погоди! - Он сделал резкое движение к двери. - Я сам с ней поговорю.
Через пять минут он воротился и застал Кристин за работой в ее любимом углу, где было светлее. Он украдкой посмотрел на нее, потом отвел глаза, подошел к окну и остановился, хмуро глядя на улицу и засунув руки в карманы. Спокойное звяканье спиц Кристин заставляло его чувствовать себя невообразимым глупцом, жалким псом, который виновато приполз домой, поджав хвост, весь в грязи после непозволительного приключения. Наконец он не выдержал. Продолжая стоять спиной к Кристин, сказал:
- С этим тоже кончено. Может быть, тебе интересно будет знать, что тут виновато только мое глупое тщеславие... и расчетливый эгоизм. А любил я всегда только тебя. - Он вдруг заскрипел зубами. - О, будь я проклят, ведь это я один во всем виноват! Эти люди другой жизни не знают, а я знал. Я слишком легко отделался, слишком легко. Но, послушай: я только что заодно уже позвонил Ле-Рою. Кремо-продукты меня больше не интересуют. Я покончил и с этим тоже, Крис. И постараюсь впредь держаться от таких людей подальше.
Кристин не отвечала, но спицы щелкали в тишине комнаты весело и быстро. Долго Эндрью стоял так, пристыженный, глядя в окно на уличное движение, на огни, вспыхивавшие в летнем мраке. Когда он, наконец, отвернулся от окна, сгущавшиеся сумерки уже успели заползти в комнату. А Кристин все сидела в углу, почти невидимая в окутанном тенями кресле, маленькая, легкая фигурка, склонившаяся над вязаньем.
Этой ночью Эндрью проснулся весь в поту, в тревоге и инстинктивно потянулся к Кристин, еще не придя в себя от снившихся ему ужасов.
- Где ты, Крис? Мне так совестно. Мне ужасно совестно. Я буду изо всех сил стараться не обижать тебя больше. - Потом, успокоенный, уже полусонный: - Когда продадим все здесь, устроим себе каникулы. О Боже! Нервы мои никуда не годятся. И подумать только, что я когда-то называл тебя неврастеничкой!.. Когда мы поселимся где-нибудь в новом месте, Крис, у тебя будет сад. Я знаю, как ты это любишь. Помнишь... помнишь "Вейл Вью", Крис?
На утро он принес ей большой букет хризантем. Со всей прежней пылкостью он старался доказать ей свою любовь - не той хвастливой щедростью, которая была ей ненавистна (воспоминание о завтраке в "Плаза" до сих пор приводило ее в содрогание), а скромными знаками внимания.
Когда он пришел домой к чаю с тем именно пирожным, которое она любила, и в довершение всего еще молча принес ей из шкафа в конце коридора ее домашние туфли, Кристин, хмурясь, мягко запротестовала:
- Не надо, милый, не надо, - я боюсь, что наступит расплата за счастье. Через неделю ты будешь рвать на себе волосы и вымещать на мне плохое настроение, как бывало в старые времена.
- Крис! - воскликнул Эндрью, больно задетый. - Неужели ты не понимаешь, что теперь все по-другому? Отныне я начинаю искупать свою вину перед тобою.
- Хорошо, хорошо, милый. - Она, смеясь, отерла глаза. Затем сказала с неожиданной силой, которой он никогда в ней не подозревал: - Мне ничего не надо, только бы мы были вместе. Мне не нужно, чтобы ты ухаживал за мной. Все, чего я прошу, - это, чтобы ты не ухаживал за другими.
В этот вечер приехал Денни, как и обещал, к ужину. Он привез вести от Гоупа, который звонил ему из Кембриджа, что сегодня не может приехать в Лондон.
- Говорит, что его задерживают дела, - пояснил Денни, выколачивая трубку. - Но я сильно подозреваю, что наш друг Гоуп в ближайшее время женится. Романтическое событие - спаривание бактериолога!
