Он только что подошел к дивану, чтобы сесть рядом с нею, как вдруг перед домом громко заревел чей-то клаксон.
"Крр-крр-ки-ки-ки-крр!"
- А, черт!.. - отрывисто выбранилась Кристин. Только один-единственный автомобильный рожок в Эберло издавал такой звук. Это был рожок Кона Боленда.
- Разве ты им не рада? - спросил несколько удивленный Эндрью. - Кон мне вскользь говорил, что они, может быть, заедут к чаю.
- Ну что ж! - только и сказала Кристин, вставая и идя за ним в переднюю.
Они вышли за ворота встретить Болендов, восседавших в реконструированном Коном автомобиле. Кон сидел за рулем очень прямо, в котелке к громадных новых рукавицах, подле него - Мэри и Теренс, а трое младших были кое-как запиханы на заднее сиденье подле миссис Боленд, державшей на руках ребенка. Несмотря на то, что Кон удлинил автомобиль, все теснились в нем, как сельди и бочке. Вдруг рожок начал снова: "Крр-крр-крр", - это Кон нечаянно, выключая, нажал кнопку, и она так и осталась зажатой. Клаксон не желал умолкнуть. "Крркрр-крр", кричал он, пока Кон суетился и сыпал проклятиями. В домах напротив стали открываться окно за окном, миссис Боленд сидела с мечтательным видом, невозмутимая, рассеянно прижимая к груди младенца.
- Господи Боже! - закричал Кон, усы которого топорщились из-за автомобильного щита. - Я трачу даром бензин. Что случилось? Короткое замыкание, что ли?
- Это кнопка, папа, - сказала Мэри спокойно и ногтем мизинца вытащила ее. Шум сразу прекратился.
- Ну, наконец-то, - вздохнул Кон. - Как поживаете, Мэнсон, дружище? Как вам теперь нравится моя старая машина? Я ее удлинил на добрых два фута. Великолепно, не правда ли? Вот только еще с передачей не совсем хорошо. Никак не удавалось взять подъем.
- Мы застряли только на несколько минут, папа, - вступилась за автомобиль Мэри.
- Ну, да ничего, - продолжал Кон. - Я и это скоро налажу. Здравствуйте! миссис Мэнсон! Вот мы и приехали все поздравить вас с Рождеством и напиться у вас чаю.
- Входите, Кон, - улыбнулась Кристин. - А перчатки у вас какие красивые!
- Рождественский подарок жены, - пояснил Кон, любуясь своими рукавицами с большими крагами. - Военного образца. Их до сих пор выпускают массами, можете себе представить! Ох, что такое случилось с дверцей?
Не сумев открыть дверцу, он перекинул через нее свои длинные ноги, вылез, помог сойти с заднего сиденья детям и жене, осмотрел автомобиль (заботливо сняв со стеклянного щита комок грязи) и, с трудом оторвавшись от созерцания его, пошел вслед за остальными в дом.
Чаепитие прошло очень весело. Кон был в превосходном настроении и весь полон мыслями о своем сооружении: "Вы его не узнаете, когда я его еще немного подкрашу". Миссис Боленд рассеянно выпила шесть чашек крепкого черного чаю. Дети начали с шоколадных пряников, а кончили дракой из-за последнего кусочка хлеба. Они очистили все тарелки на столе.
После чая Мэри ушла мыть посуду, - она настояла на этом, уверяя, что у Кристин усталый вид, - а Эндрью отнял у миссис Боленд малыша и стал играть с ним на коврике у камина, Это был самый толстый ребенок из всех виденных им когда-либо, настоящий рубенсовский младенец, с подушечками жира на ножках и ручках и громадными глазами, с священной серьезностью глядевшими на мир Божий. Он упрямо пытался сунуть палец себе в глаз, и всякий раз, когда ему это не удавалось, на его личике появлялось выражение глубокого удивления. Кристин сидела, праздно сложив руки на коленях, и смотрела, как муж играет с малышом.
Но Кон и его семейство не могли оставаться долго в "Вейл Вью". На дворе уже темнело, а Кона беспокоил недостаточный запас бензина, и он питал некоторые сомнения (которые предпочел не высказывать вслух) относительно исправности своих сигнальных фонарей. Когда они собрались уходить, он предложил хозяевам:
- Выйдите и посмотрите, как мы будем отъезжать.
Снова Эндрью и Кристин стояли у ворот, а Кон упаковывал в автомобиль свое потомство. Несколько раз покачнувшись, машина, наконец, поддалась, и Кон, победоносно кивнув Эндрью и Кристин, натянул рукавицы и лихо заломил котелок. Затем гордо воссел на переднем месте.
В этот момент сооружение Кона треснуло, и кузов, кряхтя, расселся. Перегруженный семейством Боленд, автомобиль медленно свалился на землю, подобно вьючному животному, издыхающему от переутомления. На глазах у ошеломленных Эндрью и Кристин колеса вывернулись наружу, послышался шум разлетавшихся частей, ящик изверг из себя все инструменты - и корпус, как лишенное конечностей тело, упокоился на мостовой. Минуту назад это был автомобиль, теперь - ярмарочная гондола. В передней половине остался Кон, все еще сжимавший руль, в задней - его жена, прижимавшая к себе ребенка. Рот миссис Боленд широко раскрылся, ее мечтательные очи загляделись в вечность. На ошеломленное лицо Кона без смеха невозможно было смотреть.
Эндрью и Кристин так и прыснули. Раз начав, они уже не могли остановиться. Они хохотали до упаду.
- Господи, твоя воля! - произнес Кон, потирая голову, и выбрался из автомобиля. Убедившись, что никто из детей не пострадал, что миссис Боленд, бледная, но, как всегда, безмятежная, сидит на месте, он принялся осматривать повреждения, оторопело размышляя вслух.
- Саботаж! - объявил он наконец, осененный неожиданной идеей, уставясь на окна напротив. - Ясно, что кто-нибудь из этих чертей мне ее испортил.
Но вслед затем лицо его просияло. Он взял ослабевшего от смеха Эндрью за плечо и с меланхолической гордостью указал на смятый кожух, под которым мотор все еще слабо и конвульсивно бился:
- Видите, Мэнсон? Он еще работает!
Они кое-как сволокли обломки на задний двор, и семейство Боленд отправилось домой пешком.
- Ну и денек! - воскликнул Эндрью, когда они, наконец, обрели покой. - Я До смерти не забуду, какое лицо было у Кона!
Оба некоторое время молчали. Потом Эндрью, повернувшись к Кристин, спросил:
- Весело тебе было?
Она ответила странным тоном:
- Мне было приятно смотреть, как ты возился с малышом Болендов.
Он посмотрел на нее в недоумении.
- Почему?
Но Кристин не смотрела на него.
- Я пыталась весь день сказать тебе... Ох, милый, неужели ты не можешь догадаться?.. Я нахожу в конце концов, что ты вовсе уж не такой замечательный врач!
ХIII
Снова весна. За ней начало лета. Садик в "Вейл Вью" походил на сплошной ковер нежных красок, и шахтеры, возвращаясь с работы домой, часто останавливались полюбоваться на него. Украшали садик больше всего цветущие кусты, посаженные Кристин прошлой осенью. Теперь Эндрью не позволял ей работать в саду.
- Ты создала этот уголок, - говорил он ей внушительно, - и теперь сиди себе в нем спокойно.
Больше всего Кристин любила сидеть на краю маленькой долины, куда долетали брызги и слышен был успокоительный говор ручья. Росшая над лощинкой ива закрывала ее от домов наверху. Сад же в "Вейл Вью" имел тот недостаток, что он был весь открыт взорам соседей. Стоило только Кристин и Эндрью усесться где-нибудь подле дома, как во всех выходивших на улицу окнах напротив появлялись головы и начиналось громкое перешептывание: "Эге! Как мило! Поди сюда, Фанни, посмотри: доктор и его миссис греются на солнышке!" Раз как-то, в первые дни после их приезда сюда, когда они сидели на берегу ручья и Эндрью обнял рукой талию Кристин, он увидел блеск стекол бинокля, направленного на них из гостиной старого Глина Джозефа... "А, черт возьми! - гневно выругался Эндрью. - Старый пес наставил на нас свой телескоп!"
