М-да, несколько неловко получилось… Ладно, чего уж там. Теперь, главное, «благочестивую Марту» до кондрашки не довести. Может она живого… к-хм, м-да… В общем, мужика сто лет не видала, а тут гость в таком виде. Хотя экономка в магазин утопала, и Ленка меня просто прикалывает. А то, что чувство юмора у моей зазнобы есть, я еще во Франции понял. Уж насколько у меня язык подвешен, но она своими остротами любого за пояс заткнет. Я вспомнил, как от ее рассказов ржал в голос, ухмыльнулся, помыл руки, подержал голову под ледяной струей и, скорчив рожу отражению в зеркале, вернулся в детскую.
А там… В общем, там мне было предъявлено содержимое кулька в голом виде. Ну не совсем в голом, а в какой-то хламидке, но с крохотной попкой наружу. Его специально для осмотра на пару минут развернули. Я, как это увидел, забыл даже свое недавнее перевозбужденное состояние и осторожно, как взведенную мину, принял сына на руки. И тут же на меня накатило. Причем вовсе не из-за того, о чем можно было подумать, глядя со стороны. Какое там любование носом-пимпочкой или глядящими непонятно куда глазенками! Вовсе нет – мне элементарно стало страшно! Вот это теплое, невесомое и живое на руках было настолько хрупким, что я застыл, опасаясь неловко повернувшись, что-нибудь в нем сломать. От Хелен не укрылось изменение в моем поведении, но, поняв это изменение несколько неправильно, молодая мама, счастливо блестя глазами, наблюдала, как я бережно, следуя указаниям типа – «головку ему придерживай! Вот так, молодец», держу живой комочек.
К счастью, долго наслаждаться новыми ощущениями мне не дали. Буквально минуту, не больше, после чего малыш был возвращен в надежные мамкины руки и опять упакован в виде маленького матерчатого столбика. Фух! Вовремя, а то от перенапряжения бицепс уже начинала пощипывать судорога. Нет, я, разумеется, держал детей на руках, но они были или гораздо старше моего, или плотно замотаны в смирительную руба… в смысле в пеленки. Зато теперь я могу с уверенностью сказать: распакованные груднички – это страшная штука! Там ведь рука – как мой палец, шейка – тоньше гранатной рукоятки раза в два, крохотные ножки, согнутые крендельком, да еще ко всему прочему он шевелится!! И от этого в голове бьется лишь одно – не дай бог уронишь! Хочется ухватить ношу покрепче, но тут сразу же возникает другая мысль – а вдруг сломаешь что-нибудь? М-да… тут уже не до глазок с носиками, тут бы только сына без повреждений удержать да панику свою не показать! Поэтому, осторожно выдохнув и придя к выводу, что ко всему надо привыкать постепенно, я, глупо улыбаясь, принялся наблюдать за процессом пеленания. Наблюдал до тех пор, пока вдруг не расслышал в Ленкином сюсюканье прямое обращение. А расслышав, подпрыгнул:
– Это ты как его сейчас назвала?
Хелен с малышом на руках удивленно повернулась ко мне и ответила:
– Иоганн… Мы его решили назвать Иоганн… А тебе что – не нравится?
Вот так фигассе! Моего сына они решили Иоганном назвать! Нет, понятно, что приезда Лисова так скоро никто не ожидал и мальчишке имя давать надо было однозначно… Но «Иоганн»!! Мля, его бы еще Фрицем назвали или Адольфом! Видимо, в лице у меня что-то сильно изменилось, так как Лена испуганно распахнула глаза и чуть повернулась, как будто прикрывая малыша от неведомой угрозы. Но прежде чем я успел открыть рот, раздался спокойный голос Алекс:
– Да, Иоганн. По-русски это имя звучит как Иван… Или, как я его иногда называю, – Ванечка… Карл, мой муж, очень хотел, чтобы внука назвали Генрих, только, принимая во внимания все обстоятельства, мы решили, что Иоганн-Иван звучит гораздо лучше. Правда, документы еще не оформлены, поэтому имя можно поменять, но мы уже привыкли звать его Ваней…
Вот ведь… Блин, чуть не сорвался. Но в самом деле – а какое еще имя должны были придумать младенцу в добропорядочной немецкой семье? Ну пусть даже учитывая, что Александра Георгиевна родилась и выросла в России. Не Феофаном же называть… А теща, как ни крути – молодец. Лихо разрулила ситуацию. Но теперь моя очередь… Поймав ее чуть напряженный взгляд, я подмигнул и, улыбаясь во весь рот, объявил:
– А что вы так всполошились? Отличное имя! Мне очень нравится! – после чего, сделав шаг вперед, ласково чмокнул Аленку и, наклонившись к кульку и погудев губами, сказал: – Привет, Ванька, привет, малыш!
Тот на мои гримасы не обратил никакого внимания, продолжая невозмутимо сопеть, а Лена немного обиженно сказала:
– У тебя так взгляд поменялся, когда ты его имя услышал, даже страшно стало… Только я его тоже когда Иоганном, а когда Ванюшей называю…
– Что ты, милая! – Я вытаращил кристально честные глаза и, оправдываясь, ляпнул первое, что пришло на ум: – Просто у меня как раз в этот момент в голове что-то стрельнуло. – И, демонстративно погладив себя по ежику волос, продолжил: – Знаешь, после ранения иногда такое бывает. Секундная боль, а потом все проходит. А имя мне и правда понравилось! Что может быть лучше Вани?
Младшая Нахтигаль, как про мою битую голову услыхала, тут же забыла обиды и сильно озаботилась здоровьем любимого. Меня немедленно приголубили и закудахтали так участливо, что даже неудобно за свою брехню стало. Но от этого неудобства спас Ванька. Он сначала покряхтел, а потом, открыв беззубый рот, обиженно завопил. Как выяснилось, пришло время кормежки. Тут и Александра Георгиевна вовремя вписалась, предложив оставить на время молодую мамашу и спуститься в столовую – перекусить, пока вернувшаяся Марта на кухне готовит полноценный обед. Я согласился и через несколько минут уже вдыхал запах свежесваренного кофе, которым расторопная Алекс принялась потчевать будущего зятя. И вот в процессе кофепития у нас приключился очень интересный разговор.
Сначала я ее поблагодарил за своевременную помощь в улаживании внезапного конфликта относительно имени ребенка. В ответ на мою витиеватую фразу она только улыбнулась и, выяснив, что насчет головных болей я соврал, чтобы быстренько отвлечь Елену, понятливо кивнула. А потом начала расспрашивать, как я долетел, не устал ли и какие строю планы. Я обстоятельно отвечал, что долетел хорошо, усталости не чувствую, что же касается планов… Немного подумав и собравшись с духом, ответил:
– Вы знаете, наверное, уже несколько поздновато, но, как говорят, лучше поздно, чем никогда. В общем, в связи с тем, что через неделю мне необходимо убыть в свою часть, я хотел бы официально просить руки вашей дочери. Ну и также официально оформить брак. Завтра мне необходимо явиться в швейцарский МИД, и завтра же я узнаю, как работают здешние ЗАГСы.
Блин, а Ленка два года назад что-то там говорила, что мать у нее немка… Щаз! Судя по поведению – стопроцентная русская! В общем, Александра Георгиевна, услышав мое заявление, молча поднялась, открыла буфет, достала оттуда графин с чем-то красным и, наполнив стопку, лихо ее хлопнула. Потом поставила такую же стопку передо мной и, на этот раз налив обоим, глядя на меня внезапно покрасневшими глазами, сказала:
– Загc, насколько я поняла, это место, где регистрируют браки? Здесь это происходит в мэрии. Или в церкви. – После чего, вздохнув, добавила: – Я понимаю, что вы коммунист, и про венчание ничего говорить не буду. Хотя Хелен, как и любая девушка, втайне мечтает об этом. Вот только ваше предложение хоть и ожидаемо, но все равно несколько внезапно. За столь короткое время мы просто не успеем оповестить всех, кого надо. И Карл сможет вырваться из Кельна только послезавтра…
