Шарафутдинов снова удивился:
– Так на станции же гарнизон стоит? Или немцы все ослепли и ничего не замечали?
– Поначалу не замечали, так как каждый раз при проходе партизанского состава шел обстрел станции. То есть наши отвлекали внимание и под шумок пускали свой эшелон. Но в конце концов фрицы провели параллель между атаками на железнодорожный узел и проскакивающим вдалеке составом, после чего разобрали часть узкоколейки. Наши на эту подляну ответили мощнейшим ударом с подрывом основных путей, двух мостов, входящих в зону ответственности гарнизона, и уничтожением большей части солдат из охраны. А когда партизаны ушли, выяснилось, что узкоколейка ими восстановлена… Итог: комендант узла имел большие потери в личном составе, и вдобавок его поимело вышестоящее начальство за нарушение графика движения. Немцы сделали вывод, и так как жить хочется всем, в особенности тыловикам, просто перестали замечать маленький, деликатный паровозик с вагонами, который в общем-то никому не мешает и только изредка, ночами, мелькает на окраине узла. Сделали вывод и дали своеобразный намек партизанам: перенесли колючку ограждения так, что узкоколейка осталась за пределами охраняемой зоны. Те намек поняли и на пробу запустили поезд без отвлекающей атаки, а когда он свободно прошел, прекратили нападения на гарнизон.
– Ха! – Лешка в восторге ударил по рулю ладонью. – Классно сработали! То есть выдрессировали немчуру, как Павлов свою собачку! Кстати, помнишь, в Беляковичах партизаны с немцами тоже краями расходились. Фрицы из гарнизона тогда на лесозаготовки спокойно ходили, а наши – в деревню за продуктами, не опасаясь, что патруль прихватит.
– Помню, только закончилось это хреново… Немцы ягдкоманду один хрен вызвали…
– Так это не гарнизонские вызвали, а городские, после того как партизаны машину с оберстом подорвали.
Марат оживился:
– Вот-вот. И я хочу спросить, а в твоем случае – неужели фрицы егерей не подтянули?
Я, достав папиросы и прикуривая, ответил:
– Егерей на всех не напасешься, да и район считался тихим и спокойным. Партизаны ведь те несколько гарнизонов, что стояли возле их базы, практически не трогали, совершая дальние рейды, для проведения диверсий. Ближе действовали только в том случае, если немцы начинали борзеть, и приходилось учить их жизни. А когда фрицы уроки понимали, то боевые действия на местах прекращались. Но ты, Шах, прав. Местному немецкому начальству подобное не очень нравилось и они таки вызвали спецгруппу из смоленского абвернебенштелле. Ну, ты их методику знаешь, только Александр оказался хитрее призванных на помощь профессионалов, и отряды партизан стали уходить одной дорогой, а возвращаться другой. Да еще и минировали пути следования. Фрицы потеряли таким образом несколько карательных групп. А партизаны решили добраться до главного спеца, чтобы тот своим энтузиазмом больше жизнь никому не портил. И опять выдумку проявили: захватили «языка», сделали якобы ложную заминированную тропу, а пленного провели по притопленной гати. Потом позволили ему бежать. «Язык» вернулся к своим и обрадовал абверовца до невозможности. Ведь если он там прошел, значит, мин на гати нет. Фриц собрал большой отряд и с помпой двинул в лес. Почти рота СС в болото забралась, а наши просто рванули эту дорожку с двух сторон и в общем-то все… Остальное болото доделало, даже без стрельбы обошлось. После этого найти место базирования партизанского отряда немцы больше не пытались.
– Да-а-а… – Шах задумчиво поправил фуражку. – А дальше?
– А что дальше? Дальше и начинается самая фантастика. Так как партизаны кормились исключительно с большой земли и местное население не обирали, то и отношение к ним было самое хорошее. Скажу больше: была налажена даже медицинская помощь для жителей окружающих деревень, поэтому на Германа только что не молились. Так что, когда он ввел временные сельсоветы и исполкомы для пропагандистской работы, а также решения текущих вопросов, местными жителями это было принято «на ура». В конце концов дошло до того, что на очередной прием подпольного исполкома пожаловали фрицы из станционного гарнизона с нижайшей просьбой. Дескать, их заменяют и переводят во Францию, а так как все мосты в округе подорваны и дороги заминированы, то не могли бы господа партизаны за хорошее поведение выдать им пропуск, чтобы они спокойно могли выехать за пределы области. А сменщиков, как правильно себя вести, они, дескать, уже предупредили…
– Вот этого уже точно не может быть!
Я в свое время был достаточно наслышан о «договорных районах» что в Афгане, что в Чечне, поэтому в ответ на возражение Шаха только пожал плечами.
– Иван Петрович на преувеличениях замечен не был. Да и документально все это подтверждено. Только ты меня не дослушал. Там еще и из комендатуры приходили с жалобой. Ябедничали на фуражиров из соседней части, которые рыскают по деревням, отбирая у крестьян продовольствие и овес. А на одном хуторе даже расстреляли недовольных. Комендантские всячески открещивались от этих беспредельщиков и своей шкурой за их бесчинства отвечать не собирались. Поэтому просили как-нибудь этих фуражиров… ну выгнать, в общем.
– Пх-х-х… – Было видно, что Шарафутдинов потрясен. – И чем все закончилось?
– В конце концов слухи дошли до самого верха. В Берлине просто озвезденели от подобных фортелей, и все местное начальство пошло под суд, а против бригады Германа была снята с фронта пехотная дивизия, усиленная танками, авиацией, артиллерией и антипартизанской частью СС. Немцы создали группировку общей численностью около пяти тысяч человек, и начались бои. В результате партизаны, хорошо потрепав фрицев, ушли, пробившись к своим, а Герман получил вторую Золотую Звезду…
– За прорыв?
– По совокупности заслуг. Они ведь за год своей работы намолотили больше десяти тысяч гитлеровцев, мостов подорвали туеву хучу, эшелонов под откос пустили под сотню. Семнадцать гарнизонов полностью уничтожили. То есть только живой силы врага за год работы уничтожили в десять раз больше, чем вся польская Армия Крайова за время своего существования…
– Да сколько же у него бойцов в бригаде было?!
– В начале боевых действий – сто пятьдесят человек, а перед прорывом около двух с половиной тысяч
[14]
.
– М-да. – Шах вздохнул. – Все бы так воевали, мы бы фрицев уже в сорок первом уделали… А почему о нем в газетах не писали? Ведь какой пример!
– Так отряд же секретный был. Это ведь не просто партизаны, а диверсанты. Ты, к примеру, про группировку Медведева что-нибудь слышал? Вот видишь… А ребята там тоже лихо орудовали. И таких отрядов у нас – не один десяток. Ничего, война закончится, обо всех напишут. – И, подумав, я добавил: – О ком разрешат говорить и с кого гриф снимут…
Шарафутдинов кивнул:
– Это точно. – А потом протянул руку и добавил: – Подъезжаем. Вон, смотри – указатель!
