Рэб тоже здесь, мы говорим с ним о курсовой. Судя по всему, дела у него продвигаются явно получше, чем у меня. Я говорю, что скорее всего провалю этот экзамен, потому что ни черта не занималась. Мы ведем вроде бы вполне приличную светскую беседу, но меня начинает подташнивать от его взгляда, одновременно осуждающего и снисходительного. Я сажусь рядом с Мел, Джиной, Терри и Кертисом. Входит Марк Рентон, он как будто бы всю дорогу пытался от кого-то скрыться и теперь напряжен и явно нервничает. Саймон кричит:
— Наш мальчик Рент наконец-то вернулся в Лейт! Надо будет собрать всю остальную старую компашку! И забуриться по лейтским пабам!
Марк как будто его и не слышит. Он кивает мне и здоровается с остальными. Саймон идет к барной стойке и смешивает напитки. Он говорит, обращаясь к Марку:
— А я все задавался вопросом, когда у тебя все-таки перестанет играть очко и ты заявишься к нам сюда. Брал такси от двери до двери, да?
— Как я мог пропустить режиссерский дебют моего старого друга, — почти фыркает Марк, — тем более что он убедил меня в том, что я здесь в безопасности.
Между ними явно что-то происходит, но Саймон отвечает на явную агрессию Марка только многозначительной улыбкой:
— Ну да… кого еще нету… Микель говорил, что придет… — и он поворачивается к двери как раз в ту секунду, когда входит Мики Форрестер. На нем шикарный белый спортивный костюм, а сам он весь в золоте. Как новогодняя елка. За ним идет Ванда. — Ага, вспомни дурака… Микель! Ты как раз вовремя, заходи! Неплохо прикинулся, я погляжу, — саркастически добавляет он. Форрестер как будто его и не слышит, настроение у него, судя по всему, приподнятое, но остается приподнятым очень недолго — до тех пор, пока он не замечает Марка Рентона. Повисает холодная отвратительная пауза, потом они обмениваются сдержанными кивками. Единственный, кто не обращает на это внимания, разумеется, Саймон. — Ну что, ребятки, приступим, — торжественно объявляет он, открывает коробку с видеокассетами и вручает каждому по экземпляру.
Потом Саймон достает кокс и предлагает всем присутствующим угоститься, но угощаются только Терри и Форрестер.
— Тем лучше, нам больше достанется, — говорит Саймон со смесью презрения и облегчения, но мы вообще не реагируем на его реплику, потому что, не веря своим глазам, изучаем обложки кассет.
Мне становится тошно и гадко. У меня ощущение, что меня предали. Я смотрю на обложку и получаю первую пулю в сердце. Мое лицо — и этот макияж, отвратительный, кричащий, отпечатанный на плохом принтере. И самое главное, он взял ту фотографию, которую клятвенно мне обещал не использовать, ту, на которой одна грудь кажется меньше другой. На обложке я похожа на дешевого трансвестита или на резиновую женщину, которую он купил Кертису. Кошмарная, отвратительная фотография и надпись большими буквами: Никки Фуллер-Смит в фильме «Семь раз для семи братьев».
Но убивает меня не это, убивает меня другое:
ФИЛЬМ САЙМОНА ДЭВИДА УИЛЬМСОНА
ПРОДЮСЕР — САЙМОН ДЭВИД УИЛЬЯМСОН
СЦЕНАРИЙ САЙМОНА ДЭВИДА УИЛЬЯМСОНА ПРИ УЧАСТИИ
НИККИ ФУЛЛЕР-СМИТ И РЭБА БИРРЕЛА
Все остальные, судя по всему, чувствуют то же самое, что и я.
— Да уж, сделали кино, — говорит Рэб, качая головой, и кидает свою кассету обратно в коробку.
— Не мы сделали, а он сделал, — раздраженно говорю я, переводя взгляд со стопки кассет на Саймона и обратно. Мне даже трудно дышать от злости. Я сжимаю кулаки, так что ногти впиваются в ладони.
Теперь мне уже совершенно не трудно назвать Саймона, моего любовника, Психом. Теперь возмущаются все, но он притворяется, что не слышит, он невозмутимо насвистывает и вытаскивает из коробки еще одну кассету.
— Какое, бля, ты отношение имеешь к сценарию? — взвивается Рэб. — И где затраты на оформление? Дерьмовенько все это выглядит, честно тебе скажу, — говорит он, пиная коробку.
Сай… нет, Псих даже и не собирается как-то оправдываться.
— Вы словно неблагодарные дети, — насмешливо говорит он. — Я мог бы записать Терри в помощника режиссера, а Рента в сопродюсеры, но им для контактов нужно какое-то одно имя, чтобы избежать неразберихи в деловой части вопроса. И дрючить, если вдруг что, будут меня. — Он возмущенно показывает на себя. — И что я получаю вместо «спасибо»?!
— Какое ты отношение имеешь к сценарию? — еще раз спрашивает Рэб. Он говорит медленно и ровно, глядя при этом на меня.
— Я внес в сценарий некоторые изменения. Я режиссер, продюсер и режиссер монтажа. У меня было на это право.
Терри бросает взгляд на Рентона, который лишь поднимает брови. Терри отводит взгляд и поднимает глаза к потолку, желтому от никотина. У меня внутри все кипит, и даже не столько от самого факта предательства, сколько от того спокойствия, с которым Саймон все это сделал. Он стоит, словно темный ангел, черная футболка, черные брюки и туфли, сложив руки на груди, и смотрит на нас так, как будто мы все — дерьмо, прилипшее к его ботинку. Получается, все это время я была влюблена в непроходимого подонка.
Мы сидим молча, предчувствуя, что дальше будет еще хуже, а радостный Саймон запихивает кассету в видеомагнитофон. Он целует обложку.
— Мы это сделали. У нас есть продукт. Мы живем, — говорит он. Потом он подходит к окну, смотрит на кишащую людьми улицу и кричит: — Вы слышите? МЫ ЖИВЕМ!
Я смотрю фильм, сидя рядом с Мел и Джиной, — смотрю первую полноценную копию нашего фильма. Он начинается как и задумывалось, со сцены с телевизором, нашей с Мел сцены. Я невольно думаю про себя, что у меня все-таки очень красивое тело — гибкое, смуглое, стройное. Я выгляжу явно лучше Мел, которая, между прочим, моложе меня на пять лет! Я изучаю лица остальных, пытаясь понять их реакцию. Терри с головой ушел в порнуху и расслабился, Кертис, Мел и Ронни пока выжидают, лица Рентона и Форрестера не выражают вообще ничего. Джине явно неловко, похоже, она стесняется.
Потом начинается сцена, когда «братья» обсуждают свою поездку в «Глазбург». Она очень смахивает на любительское неуклюжее подражание первой сцене из «Бешеных псов», но смотрится все равно неплохо. Дальше все вроде тоже идет нормально, пусть даже Саймон бормочет что-то про «градуирование» и «приличные копии». Начинается сцена, когда мы с Саймоном едем в поезде, а потом ебемся в туалете в вагоне, хотя снималось все это в здешнем сортире.
— Ух ты, блин, — говорит Терри. — Вы посмотрите на эту задницу… — потом он поворачивается ко мне и улыбается: — Прошу прощения, Никки.
Я улыбаюсь в ответ, потому что меня начинает слегка отпускать. Получилось практически то, чего мы и хотели добиться, и, надо отдать Саймону должное, монтаж просто на высоте. В общем, все выглядит достаточно ровно, хотя актерская игра практически отсутствует, иногда очень заметно, что Кертис заикается, а Рэба явно не устраивает качество картинки. Однако в фильме действительно что-то есть, какая-то энергетика. И только когда мы просмотрели уже три четверти фильма, я вдруг понимаю, что Мел жутко злится. Я слышу, как она говорит тихонько, почти неслышно:
