— Когда я мудохал этих пидоров в тюряге, я представлял себе, что на их месте находится Рентой, — выплевывает этот бешеный. Потом занюхивает еще две дороги. Одна из них пропадает зазря, потому что он чихает и продолжает орать: — Я видел Психа, в его ебучем новом пабе, в этом сраном «Порте радости»! Нуда, этот пидор типа продвинул свое вонючее заведение. И сказать ему, нах, ничего нельзя, потому что его голова забита очередными аферами.
— Мне ли не знать, брат, — киваю я и занюхиваю вторую дорогу, хотя меня все еще колбасит после первой.
— Ну да, и я видел Второго Приза, в одной занюханной забегаловке, среди всех этих бездомных придурков.
— Я слышал, парень стал похож на Кристофера Рива, — с трудом говорю я, наркота в этот момент сшибает меня с катушек, как поезд с рельсов, нах.
Бегби падает в кресло.
— Ну да, так все и было, но мне удалось-таки вернуть парню башку на место. Я потащил его в «ЕН1». Этот урод не хотел пить, так што я вылил ему пару порций водки прямо в его сраный лимонад, — говорит он, грустно так ухмыляясь. — Ну он и выпил, и ничего. Ему нужно, бля, развлекалово. Распевать гимны, читать библию, на хуй. Етить-колотить, в общем, я стал для него Добрым Самаритянином и спас этого пидора от тоскливой и занудной жизни, понимаешь? Они хорошо промывают мозги, эти уроды в своей блядской миссии. Но я уделал их всех, я им показал это долбаное христианство…
И я думаю, что это и вправду неплохо, что Второй Приз вернулся к нормальной жизни.
— Но врачи говорят, что ему нельзя пить, Франко, — я провожу пальцем по горлу, — или все, пиздец.
— Он мне ту же херню парил, типа «доктор то, доктор ее», но я сказал ему прямо, в наше время учитываетца не количество, а качество жизни. Лучше один год отрыватца по полной, чем прожить пятьдесят лет жалким уродом. Бля, он становился похож на всех этих пидоров в «Порте радости». Я, бля, сказал ему так: раз все так херово, так пусть, бля, сделает себе трансплантацию печени. И все типа будет в порядке.
В общем, он парит и парит, целую вечность, а я все это слушаю, так что когда Бегби наконец уходит, я рад немерено, потому что весь этот поток насилия, который обычно вываливает на тебя Бегби, иногда просто невыносим, слушать его охренительно тяжело. Тебе начинает казатца, что ты киваешь, когда надо было помотать головой, ну и всякие прочие измены в голову лезут. Так что я, даже когда на конкретных приходах, все же стараюсь себя контролировать и жду, пока парень уйдет подальше, а потом выползаю на улицу, под мелкий дождь, и настраиваю автопилот на Центральную библиотеку на мосту Георга IV.
Меня вдруг прошибает: я замечаю, что город меняется. Город больше не мой. Таких ребят, как я, оттесняют все дальше и дальше, центр полностью отдан на откуп всяким бизнесменам, покупателям, студентам и туристам. Уберите отсюда старинный замок, и это место может быть где угодно.
К тому моменту, когда я добираюсь до Уголка Эдинбурга, у меня все еще туман в голове, и я тупо таращусь на девушку, которая выдает микрофильмы.
— Из… извините, вы не могли бы помочь мне с этой штуковиной? А то я никогда ею не пользовался, — говорю я, показывая на свободную машину.
Она смотрит на меня и отвечает:
— Конечно, — и показывает мне, как заправить пленку в машину. Фишка в том, брат, что это охренительно просто, так что я чувствую себя полным дебилом. Но это ладно. Вскоре я уже начинаю читать про великое предательство 1920-го, когда Эдинбург всосал в себя Лейт против воли народа. Вот когда начались все проблемы, брат! Четыре к одному, брат, четыре к одному, что все началось именно тогда.
Когда я выбираюсь из библиотеки в город и собираюсь идти к порту, погода в очередной раз меняется, и начинается натуральный ливень. А у меня нет бабок на автобус, так што приходится бегом бежать. В Центе святого Джеймса отирается какая-то молодежь, среди них — мой приятель Кертис.
— Все нормально, парень? — спрашиваю я, меня уже почти отпустило.
— Нормально, Ур-ур-урод, — отвечает он. Маленький торчок порядком нервничает из-за своего заикания, но если на него не давить, то уже очень скоро мальчик выбирает правильный ритм, и разговор идет просто как по маслу. Мы с ним трепемся пару минут, потом я направляюсь к Пикардии, жмусь к стенам домов и пытаюсь найти хоть какое-то укрытие.
Пересекая границу между Пилригом и Солнечным Лейтом, я натыкаюсь на Психа, и в этот раз настроение у него получше, судя по всему. Я думал, что он меня проигнорирует, но парень типа хочет извинитца, по крайней мере подходит ко мне, как будто хочет извинитца.
— Урод. Слушай… давай забудем о том разе, брат, — говорит он.
Очевидно, что он не заложил меня Бегби, хотя Генералиссимус и навестил его паб, так что я перестаю паритца.
— Ну да, мне типа как жаль, что все так получилось, Саймон. Спасибо, что не сказал ничего Франко.
— Да ебать я хотел этого урода, — говорит он, тряся головой. — Мне кажется, я вообще слишком уж заморачиваюсь по поводу таких, как он. — Потом он приглашает меня завернуть в ближайший паб, типа пивка попить. — Давай пропустим по кружечке, пока дождь не закончится, — говорит он.
— Хорошо бы, но… тебе придется проставляться, приятель, потому што я на нуле совершенно, — говорю я, штобы сразу прояснить ситуацию.
Псих вздыхает, но все равно заходит в паб, ну я типа иду за ним. Первый, кого я там вижу, это Кузен Доуд: сидит у барной стойки с парочкой таких же мерзавцев. Доуд парит что-то на тему англичанин в Эдинбурге: мол, у них и футбольные команды покруче, и транспортная система, и пабы, и клубы, в общем, все у них круче, и такси дешевле, и люди душевнее, ну и как обычно. Может быть, он и прав, но сейчас-то он в Эдинбурге.
Когда он отваливает в сортир, Псих мрачно провожает его взглядом и спрашивает:
— Это што еще за хер с горы?
Ну, я ему и рассказываю, што это кузен Фелли, говорю, што мне бы очень хотелось узнать пин-код Доуда, потому што, если бы я знал пин-код, я бы пошарился у него по карманам и надыбал бы его кредитку, а на счету у него лежит куча бабла.
— Ну да, он постоянно всем парит про то, как там все происходит в этом их сраном Банке Клайдсдейл.
Доуд возвращается, берет еще пива и усаживаетца. А вот потом происходит настоящее чудо! Этот урод стягивает с себя куртку, и мы с Психом переглядываемся. Фишка в том, брат, что перед нами сидит наш шанс! Потому что мы видим татуху Доуда, изображающую льва, и под ним надпись: «А вы готовы?» — на одном предплечье, а на втором предплечье у него набит Король Билли верхом на лошадке. А под лошадью, на свитке выбит пин-код, видимо, чтобы Доуд его не забыл. 1690.
31. «…половину задницы…»
Наша квартира в Толкроссе — это как небольшая фабрика. Косяки с травкой и чашки кофе сменяют друг друга. Мы с Рэбом работаем над сценарием. Диана сидит тут же, рядом; закопалась в свои записи для диссертации, смеется над нашими приколами, а мы толкаем друг друга локтями, пытаясь работать за одним компом. Диана время от времени бросает взгляд на экран, одобрительно мурлычет и выдвигает совершенно безумные, но заслуживающие внимания предложения. Лорен забилась в угол, корпит над своим домашним заданием и пытается пристыдить нас, что мы занимаемся всякой пакостью вместо того, чтобы писать курсовую. Она явно заинтригована, но тем не менее упорно отказывается читать наш сценарий. Мы с Рэбом подначиваем ее, произносим шепотом слова вроде «дрочить» и «в задницу» и посмеиваемся, а Лорен краснеет и бормочет «Феллини» или «Пауэлл и Прессбургер». В конце концов Диана сдается и собирает свои бумажки.
