Доуд все еще поет мне дифирамбы, и мы наконец вываливаемся на улицу. Меня трясет. Но это не из-за холода и даже не из-за наркоты. Просто я ощущаю всю высоту, глубину и широту своего обмана, и еще меня пробирают мурашки от похвал Кузена Доуда. Нет, блядь, все-таки хорошо жить.
35. Пин-деньги
Приходим, значит, в берлогу Доуда, прихватив с собой выпивку. Псих купил батл абсента и все такое, хотя это, кажется, перебор, ведь ужратца-то надо одному Доуду, а не всем нам. Псих с отсутствующим видом пялитца на фотографию Ханов на стене, а я падаю на большой кожаный диван. В ногах правды нет, это точно.
Кузен Доуд, кажетца, безумно доволен, что должны подгрести девчонки, с которыми можно будет задарма поебатца, и, если быть откровенным, брат, это было бы очень неплохо. Но я думаю, Псих сказал про девчонок только для того, чтобы попасть сюда, к Доуду.
Но я не говорю об этом Кузену, потому что ни один чел с Западного побережья не захотел бы услышать такое.
— Ну и где твои девочки, Саймон, они нам как вообще, дадут?
— Бля буду, — кивает Псих. — Просто отличные девочки. Они снимаются в порнухе, — мурлычет этот самый психованный из всех психов, а Доуд закатывает глаза и причмокивает губами.
Потом Псих кивает мне, шевелит рукой около рта, типа «пизди, не останавливайся», и наполняет стаканы абсентом.
— Ну это, — начинаю я, пытаясь сменить тему, — а расскажи, Доуд, как ты стал Кузеном Доудом? — Я вижу, как Псих закидывает Доуду в стакан GHB. Честно сказать, брат, мне это не слишком нравитца. Говорят, если переборщить с этим дерьмом, сердце может не выдержать, так-то вот. Но Псих вроде как знает, что делает, вроде как прикидывает на глазок дозняк. Доуд безмерно счастлив, что у него появился благодарный слушатель в моем лице.
— Ну, тут вот какое дело: есть у меня приятель, в Глеска, его зовут Бобби, и этот чел всех подряд называет кузенами, — в этот момент Псих вручает ему стакан, — понимаешь, у парня такой прибабах, еще с тех пор, как мы совсем мелкими были и жили в Драме, — говорит он, делая глоток. — А потом мы нашли компашку, стали с ними тусоватца, а они, ясно дело, были не в курсе, просто слышали, что этот чел меня постоянно кузеном называет… ну и типа прицепилось… — Он делает еще глоток.
Скоро Доуд начинает клевать носом, он даже не замечает, что Псих вырубил пленку с записью его приятелей и поставил вместо них «Chemical Brothers».
— Порнушка, — бурчит он, падает на диван, и его вырубает.
Мы с Психом тут же начинаем шаритца у него по карманам, хотя я как-то себя неуютно чувствую, ведь этот Доуд оказался почти нормальным и совсем даже не злобным мудаком. Но какая кому на хер разница, этот старый ворюга продолжает шаритца по карманам, а я пытаюсь ему што-то впарить, на что Псих отвечает мне:
— Ты чего, охуел совсем, положи на место, — и кивает на пачку бабла, которую я вытащил у Доуда из кармана.
И он прав, брат, я просто пожадничал, подумал, что парень не хватитца, если из этой огромной кучи бабла пропадет пара бумажек. Но я знаю, што нужно Психу, кредитка Клайдсдейла, и в конце концов мы ее находим.
Мы спускаемся к банкомату в 11.57 вечера, вставляем карточку и вводим пин-код, причем как-то не удивляемся, ни разу не удивляемся, когда код подходит, и мы получаем из банкомата 500 фунтов. Потом повторяем эту процедуру в 12.01.
— Уиджи, — хихикает Псих, а потом ласково так добавляет: — Педрилы хреновы.
— Да, круто у нас получилось, — говорю я ему.
— Тут ты прав, — говорит Псих и вручает мне примерно половину пачки денег, правда, предварительно отложив пару купюр. — Никаких наебок, брат. Просто маленький подарок для одной миссис, ага.
— А, ну да, конечно, — говорю я. Он даже вроде как мне рассказывает, на что потратит эти бабки, брат, и это не просто пиздеж. Мне хорошо, как будто вернулись те старые времена, когда мы с Психом то и дело чего-нибудь да мутили, и мы тогда были лучшими, брат. Мы были лучшими. Может, мы были не так хороши, как некоторые из тех, кого я знаю сейчас, но это не важно. Мне только как-то хреново и неудобно перед Кузеном Доудом, потому что он вроде как и ничего даже чел, но дело сделано, чего уж теперь. Да и нечего было выделываться — пальцы гнуть, правильно? Если ты корчишь из себя богатенького и крутого, всегда найдется кто-то, кто поможет тебе стать беднее. Наверное, Психу это бы не понравилось, но я себе сейчас напоминаю Франко!
Мы возвращаемся в квартиру Доуда, засовываем кредитку обратно в бумажник, а бумажник — обратно ему в карман. Псих делает черный кофе и остужает его, а потом заставляет Доуда выпить. Кофеин возвращает его к жизни, только у него ноги начинают дергатца, он задевает кофейный столик и проливает что-то из бухла.
— Спокойно, парень, спокойно!
— Ты отрубился малехо, Доуд, — смеется Псих, а наш любимый мальчик Уиджи потихонечку охреневает, садится на диване и дико вращает глазами.
— А, ну да, — говорит Доуд, приходя в себя. — Этот абсент — убойная штука, по ходу дела, — стонет он и смотрит на каминные часы. — Бля, tempus fugit, однозначно.
— Вот так всегда бывает, — говорит Felinus Vomitus, это моя новая латиносская кликуха для Психа. — Трепаться все горазды, а как доходит до дела, куда им тягаться с парнями из Лейта.
Доуд встает и тащитца к выходу, он явно обижен до глубины души.
— Хотите посмотреть, как бухают? Я покажу вам, как надо бухать!
Мы с Психом переглядываемся, очень надеясь, что Доуд окончательно отрубитца до того, как у него кончатся бабки.
36. Афера № 18743
Лязг тяжелых алюминиевых бочек, упавших на каменный пол. Громкие вопли грузчиков, которые привезли выпивку, они катят еще одну бочку вниз по деревянному настилу, парень внизу не дает ей упасть, ловит и ставит на пол. Но эти звуки, эти громкие голоса!
Голова просто раскалывается, бля. Я с ужасом вспоминаю, что сегодня вечером мне еще предстоит поход к матери, на семейный ужин. Даже не знаю, что будет бесить меня больше, ее снисходительная забота или безразличие моего старика — безразличие на грани полноценной враждебности. Я помню одно Рождество, давным-давно, много лет назад, когда он затащил меня в кухню и прошептал мне с пьяным злорадством: «Я знаю, в какие игры ты тут играешь, пидор поганый». Что я такого сделал, что он на меня накинулся? Позже я понял, что никакой особой причины для этого не было, просто он так сублимировал свою ненависть к себе, именно поэтому он и сказал, что понимает меня, потому что он сам такой же. Есть только одно существенное различие, о котором он Не подумал: он — неудачник, а я — нет.
Башка скоро просто лопнет. Это вчерашнее шоу: чего только не сделаешь ради пяти сотен наличными. И все-таки денежки этого Уиджи мы сняли. Разумеется, мистер Мерфи безумно счастлив, что ему тоже досталась часть наших совсем даже нетрудовых доходов, но для меня все это мероприятие было простой пробой пера.
