Смелая, как любое целомудренное и чистое создание, Инженю подумала, что Ревельон, конечно, подвергается опасности, и вбежала в комнаты.
Их заполняли разъяренные люди, которые искали фабриканта.
Так как нетрудно было убедиться, что они его не нашли, Инженю решила, что, по всей вероятности, Ревельон, либо спасаясь от расправы мятежников, либо пытаясь спасти свои деньги, укрылся в кассе, и прибежала туда.
Мы видели, что она вошла в кассу в ту самую минуту, когда Оже поджигал сундук и дом, чтобы украсть золото.
Именно тогда Инженю, увидев эту чудовищную картину, забыла обо всем и закричала: «О подлец! К тому же вы еще и вор!»
Оже, опомнившись от первого потрясения, понял всю опасность своего положения.
Эта женщина должна стать либо его сообщницей, либо его жертвой.
Он слишком хорошо знал Инженю и ее нравственные принципы, чтобы хоть на миг понадеяться, что она согласится молчать.
Однако он все-таки попытался уговорить Инженю и дрогнувшим голосом сказал:
— Дайте мне пройти! Наши судьбы уже ничто не связывает: вы беспрестанно обижали и унижали меня. Я вам больше не муж, вы мне не жена; дайте мне пройти!
Инженю поняла: настал час, который должен навсегда разлучить ее с мужем, тот час, о котором она постоянно молила Небеса.
— Пропустить вас? — спросила она.
— Так нужно! — воскликнул Оже.
— Отпустить вас с золотом господина Ревельона?
— Кто вам сказал, что это золото господина Ревельона?
— Не вы ли взяли его из кассы?
— Разве я не могу держать собственные деньги в кассе господина Ревельона?
— Где господин Ревельон?
— Разве вы оставили его под моим присмотром?
— Берегитесь, несчастный! Вы даете мне тот же ответ, что Каин дал Богу после убийства Авеля.
Оже молчал, но попытался пройти.
Однако Инженю, загораживая дверь, громко кричала:
— Вор! Вор!
Он остановился, не зная, как быть дальше: его невыносимо искушал дьявол.
— Вор! Вы, наверное, и убили господина Ревельона! — продолжала кричать Инженю. — Это вы подожгли его дом, вы погубили все, чем сами пользовались. Вор и убийца! Отдайте хотя бы это золото, которое завтра останется, быть может, у ваших благодетелей единственной возможностью прожить.
— Ах, вот как! Вы называете меня убийцей? — с угрюмой улыбкой спросил Оже.
— Да! Убийца! Убийца!
— И при этом хотите, чтобы я вернул вот это золото? — Оже бесстыдно показал Инженю мешок с монетами.
— Конечно, я хочу, чтобы вы его отдали.
— Если я его не отдам, вы на меня донесете?
— Да! Хочу, чтобы все знали, какое вы развращенное чудовище!
— Ну, нет! Вы не скажете ничего, не скажете, госпожа Оже! — прошипел негодяй голосом, в котором не осталось ничего человеческого.
И он снова опустил руку в карман.
Инженю заметила это движение и поняла его смысл.
— Держите вора! — закричала она, пытаясь открыть окно, стекла в котором начали разлетаться на мелкие осколки под воздействием жаркого пламени.
Но довольно густой дым, заполнявший комнату через разбитые стекла, помешал Инженю снова позвать на помощь.
Оже бросился на нее, схватил за горло и, запрокинув назад ее голову, вонзил в грудь, чуть выше сердца, нож, который он раскрыл еще в кармане.
Хлынула кровь, и Инженю с приглушенным хрипом упала на пол.
Оже, судорожно прижав к груди мешок с золотыми монетами (за него он только что заплатил убийством), словно тень, быстро выскользнул в открытую дверь, но споткнулся о две ступеньки, отделявшие комнату от прихожей.
В эти несколько мгновений он мог услышать, как в комнате, откуда он выбежал, обрушились стена и потолок, и увидеть, как сквозняк раздул пламя.
Но Оже не мог видеть и не увидел, что в ту же секунду в обгоревшем окне показались два белых края лестницы и по ней в комнату пролез мужчина с почерневшим от копоти лицом и опаленными огнем волосами.
— Инженю! — звал он. — Инженю!
Это был Кристиан; он ничего не замечал, не слышал шума и не обращал внимания на громкие крики, пока был рядом с Инженю, но едва она ушла, сразу сообразил, что в предместье случилось нечто из ряда вон выходящее.
Он выскочил из фиакра, подбежал к ближайшей группе людей и узнал, что происходит.
Рабочие Ревельона грабят и жгут дом своего хозяина, объяснили ему, убивают всех, кто в нем живет.
Но там жила Инженю с отцом!
Только что, простившись с ним, Инженю вошла в дом.
Что с ней будет в этой чудовищной неразберихе?
Наверное, еще не поздно догнать и спасти ее!
Кристиан бросился следом за возлюбленной.
Он прекрасно знал садовую калитку, через которую Инженю дважды выходила к нему на свидание, и прибежал туда.
Потом Кристиан, продираясь сквозь толпы людей — при этом он то награждался ударом, то получал рану, то обжигал ноги, то рвал одежду во многих местах, — все-таки сумел проникнуть в маленький двор.
Отсюда он и заметил в окне две движущиеся тени. Кристиан узнал Оже и догадался, что там Инженю.
Кстати, пламя было достаточно ярким, чтобы он снизу смог разглядеть ее лицо.
Послышался крик.
Он показался Кристиану зовом о спасении; кричавшая женщина просила помощи.
Поэтому Кристиан, терзаемый тревогой, огляделся и, заметив под навесом никем не тронутую еще лестницу, схватил ее, приставил к стене; выбив кулаком раму, он, зажав в зубах шпагу, проник в кассу в ту минуту, когда несчастная женщина, жертва собственных честности и храбрости, упала среди дымящихся обломков.
Спрыгнув на пол, Кристиан позвал истошным голосом:
— Инженю! Инженю!
В ответ на этот крик, на это имя, чья-то белая фигура поднялась из-под кучи обломков и встала на пути Кристиана.
Шепот, напоминающий возглас радости и благодарности, сорвался с уст молодой женщины.
Этот нечленораздельный возглас свидетельствовал о
том, в какой мучительной агонии находилась та, что его издала.
Кристиан узнал голос Инженю, а затем увидел ее — окровавленную и теряющую последние силы.
Прежде чем она снова упала, он обнял ее за талию и подхватил на руки. Нельзя было ни секунды оставаться в этом пекле: Кристиан нес молодую женщину, а кровь ручьем хлестала из раны, нанесенной кинжалом Оже, заливая плечо юноши и оставляя длинный след на дымящихся обломках; Кристиан нес ее, свою скорбную и дорогую ношу, мимо убитых и раненых, под градом пуль и под свист камней; Кристиан нес ее, задыхающийся от дыма, обожженный пламенем, израненный обломками рухнувшего потолка; Кристиан нес ее через зияющие провалы в лестницах, через дворы и остановился лишь в саду.
