Книга Инженю, страница 97. Автор книги Александр Дюма

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Инженю»

Cтраница 97

— «Почти!» Вот слово, которое объясняет все в жизни; почти богат миллионер, жаждущий второго миллиона, почти всесилен принц, желающий стать королем; почти любим влюбленный, желающий добиться большего, чем любовь!

Инженю посмотрела на отца; мысленно она задавала себе вопрос, что такое это «большее, чем любовь», чего может желать влюбленный.

— О Инженю, как я благодарен себе за то, что привил тебе принципы философии! — разглагольствовал Ретиф. — Ты высказываешь благородные изречения, твою фразу «мы почти счастливы» я, конечно, куда-нибудь вставлю.

Инженю поцеловала отца.

— Да, почти счастливы, — повторил он. — Чтобы быть счастливыми вполне, нам недостает пустяка, почти пустяка, — денег!.. Ах, Инженю, родись ты юношей, у нас были бы эти деньги и ты уже не говорила бы: «Мы почти счастливы!»

— Увы, я, возможно, сказала бы то же самое, имея в виду не только деньги, — меланхолически заметила Инженю, думая о Кристиане.

— Правильно, — согласился Ретиф. — Будь ты юношей, ты была бы влюбленным или честолюбивым.

— Честолюбивым? О нет, дорогой отец, нет, клянусь вам!

— Тогда влюбленным; это гораздо хуже: любовь проходит быстрее — вот и все.

Инженю недоверчиво устремила на отца красивые, большие голубые глаза; она, казалось, не понимала, что на свете способна существовать страсть, которая может пережить любовь.

— Кстати, представь себе, сегодня вечером мы чертовски много говорили о влюбленных, — сказал Ретиф.

— С кем же? — удивилась Инженю.

— С господином Ревельоном; он приятный человек, хотя на самом деле совсем глупый.

— Неужели вы, отец, беседовали с господином Ревельоном о любви? — спросила потрясенная от изумления Инженю. — Но по какому поводу, о Боже мой?

— О, поводов нашлось предостаточно… Я рассказывал ему о темах моих новелл. У нашего дорогого господина Ревельона есть очень приятная черта: даже чего-либо не понимая, он, тем не менее, всегда делает вид, будто все понимает, и поэтому никогда не возражает. Да, с ним легко беседовать.

— Но вы сказали, что он говорил о любви по множеству поводов.

— Да, и в частности по поводу Оже.

— Оже! Какого Оже?

— А какой еще Оже тебе нужен?

— Неужели о нашем?

— Да, о нашем… Теперь понимаешь, какая это прекрасная добродетель милосердие; ведь ты сама, упомянув этого человека, говоришь: «Наш Оже!» Так вот, представь себе, дитя мое, наш Оже — настоящая прелесть. Ревельон от него в восторге. Сначала он относился к нему с недоверием и предубеждением; но скоро — подумать только! — совершенно изменил свое мнение.

— Вот как?! Тем лучше! — рассеянно заметила Инженю.

— По-моему, Оже совсем не дурак, ты понимаешь?

— Я тоже не считаю его глупым.

— Более того!.. Не только умен, но и услужлив, знает, чего от него хотят, быстро делает свое дело, последним садится за стол и первым из-за него встает, пьет только воду, сторонится рабочих, своих товарищей; он уже сумел обратить на себя внимание замечательным прилежанием в труде… И потом… как бы сказать… Не знаю, присматривалась ли ты к нему, но этот чудак недурен собой.

— О нет!

— Что ты сказала?

— Я говорю, что он так себе.

— Черт возьми! Ты слишком разборчива! У него живые глаза, он хорошо сложен, крепкий, если приглядишься; парень сильный, отличный труженик! Признаться, Ревельон и его дочери от него без ума.

— Тем лучше, и хорошо, что мы поддержали достойного человека, — сказала Инженю.

— Хорошо сказано, дочь моя, прекрасно, отменно красиво! — воскликнул Ретиф. — Ты только что построила превосходную фразу: «Хорошо, что мы поддержали достойного человека» — отменно сказано, Инженю! Я согласен с тобой, дитя мое… В доме Ревельона Оже пробьет себе дорогу.

— Тем лучше для него, — ответила Инженю, совершенно безразличная к будущему Оже.

— Я это сразу понял, — продолжал Ретиф. — Ты знаешь, дочери Ревельона разводят зимние цветы — бенгальские розы, ромашки, герань; но уже неделю все в доме только и заняты, что приданым старшей из девиц Ревельон, а о цветах совсем забыли.

— Ах, да, кажется, у нее будет прекрасное приданое.

— Так вот, чертов Оже, видя это небрежение, не замедлил встать в три часа ночи и вскопал, полил, залил водой весь сад, так что понять ничего нельзя было: хотя никто вроде бы цветами не занимался, сад был чист и свеж, как райский уголок.

— Правда?

— Ревельон был очарован, как ты прекрасно понимаешь, а его дочери еще больше; все терялись в догадках, строили предположения… Но ничего не придумали! Наконец, его выследили и увидели моего молодца, который перелез через живую изгородь и неистово мотыжил землю, пытаясь при этом, словно вор, себя не обнаруживать.

— А почему? — с улыбкой спросила Инженю.

— Подожди, именно об этом и осведомился Ревельон, подойдя к нему. «Ну что, Оже, значит, вы стали садовником у моих дочерей? Ведь это лишняя работа, за нее не платят». — «О сударь, — возразил Оже, — мне и так платят слишком много». — «Как вас понимать, Оже?» — «Да, сударь, мне платят не по моим заслугам и моему труду». — «Что вы имеете в виду? Объясните». — «Сударь, ваши дочери дружат с мадемуазель Инженю?» — «Да». — «Разве они при случае не дарят ей цветы?» — «Дарят». — «Знайте же, сударь, что в саду я тружусь ради мадемуазель Инженю».

— Ради меня?! — удивилась девушка.

— Потерпи, сейчас все поймешь! — воскликнул Ретиф. — «Когда я царапаю ладони о шипы роз, — продолжал Оже, — и орошаю своим потом землю, то думаю: „Этого слишком мало, Оже! Ты должен отдать этой девушке свою кровь, должен отдать свою жизнь. И когда настанет счастливый миг пролить кровь и пожертвовать жизнью, люди поймут, был ли Оже бессердечный и беспамятный!“«

Инженю, взглянув на отца с некоторым сомнением и слегка покраснев, спросила:

— Он так сказал?

— Еще лучше! Он сказал гораздо лучше, дочь моя! Инженю, слегка нахмурив брови, потупила голову.

— В общем, он прелестный малый, — подытожил Ретиф, — и Ревельон уже вознаградил его за это.

— Скажите на милость! И каким же образом?

— Оже, как я и предвидел, неспособен быть простым рабочим, не создан для черного труда: он отменно пишет и считает, как математик; кроме того, мадемуазель Ревельон обратила внимание отца на то, что у него очень ухоженные и вовсе не приспособленные к грубой работе руки, поэтому Ревельон, забрав Оже из мастерских, определил его делопроизводителем в контору. Это доходное место: тысяча двести ливров в год и стол в доме.

— Да, место действительно очень доходное, — невольно согласилась Инженю.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация