— Как, гражданин, — спросила дама, содрогаясь от Ужаса, — вас остановили среди бела дня?
— Среди бела дня, гражданка, в десять часов утра.
— А сколько их было? — осведомился толстяк.
— Четверо, гражданин.
— Они сидели в засаде у дороги?
— Нет, они прискакали верхом, вооруженные до зубов и в масках.
— Такой уж у них обычай, — заметил молодой завсегдатай. — Не правда ли, они сказали: «Не вздумайте защищаться; мы вам не причиним вреда: нам нужны только казенные деньги»?
— Слово в слово так, гражданин.
— Потом, — продолжал все тот же хорошо осведомленный молодой человек, — двое спрыгнули с седла, бросили поводья своим товарищам и принудили кондуктора отдать им всю эту сумму.
— Гражданин, — воскликнул толстяк в крайнем удивлении, — вы рассказываете об этом так, как будто видели все собственными глазами!
— Быть может, сударь, вы и в самом деле присутствовали при ограблении? — спросил один из пассажиров не то шутливо, не то с подозрением.
— Не знаю, гражданин, намеревались ли вы обидеть меня своим вопросом, — небрежно бросил молодой человек, который так любезно и с таким знанием дела приходил на помощь рассказчику, — но мои политические убеждения таковы, что высказанное вами подозрение я не считаю оскорблением. Если бы я имел несчастье быть среди тех, кто подвергся нападению, или же имел счастье быть одним из нападающих, я и в том и в другом случае откровенно сказал бы об этом; но вчера в десять часов утра, как раз в тот момент, когда остановили дилижанс в четырех льё отсюда, я преспокойно завтракал на этом самом месте в обществе вот этих двух граждан, которых сейчас я имею удовольствие видеть справа и слева от себя.
— А сколько было вас, мужчин, в дилижансе? — спросил младший из двух путешественников, которого его спутник называл Роланом.
— Постойте… мне кажется, нас было… да, да, нас было семеро мужчин и три женщины.
— Семеро мужчин, не считая кондуктора? — спросил Ролан.
— Ну, конечно.
— И вы, семеро мужчин, дали четырем бандитам ограбить дилижанс? Поздравляю вас, господа!
— Мы знали, с кем имеем дело, — отвечал виноторговец, — и не подумали защищаться.
— Как! — воскликнул молодой человек. — С кем же вы имели дело? Очевидно, это были разбойники, бандиты!
— Ничуть не бывало: они назвали себя.
— Назвали себя?
— Они сказали: «Господа, бесполезно защищаться! Сударыни, не пугайтесь! Мы не разбойники, мы Соратники Иегу!»
— Да, — подхватил молодой завсегдатай, — они заранее предупреждают во избежание ошибки — такой уж у них обычай.
— Вот как! — сказал Ролан. — А кто же этот Иегу, у которого такие вежливые сообщники? Это их главарь?
— Сударь, — обратился к нему один из присутствующих, судя по одежде, священник со светскими манерами, который, как видно, был посвящен в тайны почтенного сообщества, чьи заслуги обсуждались за общим столом, — будь вы более осведомлены в Священном писании, то знали бы, что этот Иегу умер примерно две тысячи шестьсот лет назад и, следовательно, не может останавливать дилижансы на большой дороге.
— Господин аббат, — ответил Ролан, распознавший духовное лицо, — хотя вы и говорите колкости, я вижу, что вы человек весьма ученый, так позвольте же мне, бедному невежде, задать вам несколько вопросов об этом Иегу, который умер две тысячи шестьсот лет назад, но в наши дни имеет соратников, носящих его имя.
— Иегу, — отвечал аббат все тем же язвительным тоном, — был царем Израиля, которого помазал на царство пророк Елисей, обязав его покарать за преступления дом Ахава и Иезавели и умертвить всех жрецов Ваала.
— Господин аббат, — с улыбкой промолвил Ролан, — благодарю вас за объяснение. Я не сомневаюсь, что вы даете мне точные сведения, доказывающие вашу незаурядную ученость, но должен признаться, что я не очень-то много вынес из ваших слов.
— Неужели, гражданин, — удивился молодой завсегдатай, — вы не понимаете, что Иегу — это его величество Людовик Восемнадцатый, коронованный с условием, что он покарает преступления Революции и умертвит жрецов Ваала, то есть всех, кто имел хоть какое-нибудь отношение к чудовищному образу правления, который вот уже семь лет именуется Республикой?
— О! — воскликнул Ролан. — Теперь мне все понятно! Но к числу тех, с которыми должны сражаться Соратники Иегу, относите ли вы храбрых солдат, что отбросили неприятеля от наших границ, и знаменитых генералов, что командовали армиями в Тироле, на Самбре и Мёзе, в Италии?
— Ну, разумеется, с ними прежде всего и первым делом! Глаза молодого человека метнули молнию, ноздри у него раздулись; закусив губу, он привскочил на стуле, но спутник схватил его за полу сюртука, заставив снова сесть, и взглядом приказал хранить молчание.
Проявив таким образом свою власть, он впервые заговорил.
— Гражданин, — обратился он к молодому завсегдатаю, — прошу нас извинить, мы путешественники и только что прибыли из дальних краев, к примеру из Америки или Индии; мы покинули Францию два года назад, не имеем понятия о том, что здесь происходит, и очень хотели бы знать.
— Ну что же, — ответил тот, — это вполне естественно, гражданин, — спрашивайте, и мы будем отвечать.
— Так вот, — продолжал молодой человек с орлиным взором, гладкими черными волосами и смуглым лицом, точно высеченным из гранита, — теперь, когда я знаю, кто такой Иегу и какие цели преследуют его соратники, мне хотелось бы узнать, как распоряжаются они захваченными деньгами.
— Ах, Боже мой, это проще простого; вам же известно, что речь идет о реставрации монархии Бурбонов?
— Нет, я этого не знал, — ответил черноволосый, довольно неискусно разыгрывая наивность. — Я же сказал вам, что приехал из дальних стран.
— Как! Вы этого не знали? Так вот, через какие-нибудь полгода это будет уже свершившимся фактом.
— Неужели?
— Это так же верно, как то, что я имею честь говорить с вами, гражданин.
Молодые люди с военной выправкой усмехнулись и обменялись взглядом, причем казалось, что белокурый еле сдерживается.
Их собеседник продолжал:
— В Лионе — центр конспирации, если только можно назвать конспирацией заговор, который созревает на глазах у всех; правильнее было бы назвать это временным правительством.
— Ну что ж, гражданин, — отозвался темноволосый тоном, в котором сквозила насмешка, — назовем это временным правительством.
— У этого правительства имеется генеральный штаб и несколько армий.
— Ба! Допустим, генеральный штаб… но армии…
— Армии, говорю вам!
