— Какая?
— Ван получит нового епископа.
— А! Так нам возвращают наших епископов?
— Похоже, что так. Но если они все такие, как этот, то на кой черт они нам!
— Кто же он?
— Одрен!
— Цареубийца?
— Одрен-отступник!
— А когда он приезжает?
— Сегодня в ночь, а может, завтра.
— Я не поеду к нему навстречу, но уж если он попадет в лапы к нашим молодцам…
Благословенный и Сердце Короля разразились хохотом.
— Тсс! — произнес Кадудаль. Все трое стали прислушиваться.
— На сей раз это он, — заметил Кадудаль.
Со стороны Ла-Рош-Бернара раздавался стук копыт: лошадь мчалась галопом.
— Наверняка он самый! — подхватил Сердце Короля.
— Ну, друзья мои, теперь ступайте… Ты, Благословенный, поскорее в Гран-Шан!.. А ты, Сердце Короля, оставайся во дворе и возьми с собой человек тридцать: может, мне понадобится разослать в разные стороны гонцов. Между прочим, прикажи, чтобы принесли поужинать — самые лучшие блюда, какие только найдутся в селении.
— На сколько человек, генерал?
— На двоих.
— Вы куда-то идете?
— Нет, только навстречу тому, кто приехал.
Двое или трое парней уже вывели во двор лошадей, на которых прискакали гонцы.
Оба гонца тотчас же удалились.
Жорж подошел к воротам как раз в тот момент, когда всадник осадил коня и в нерешительности озирался.
— Пожалуйте сюда, сударь, — обратился к нему Жорж.
— Кто вы? — спросил всадник.
— Тот, кого вы ищете.
— Откуда вы знаете, кого я ищу?
— Я полагаю, что вам нужен Жорж Кадудаль, или Круглоголовый.
— Вот именно.
— Это я. Добро пожаловать, господин Ролан де Монтревель!
— О! — воскликнул удивленный молодой человек.
Он спешился и, казалось, искал глазами, кому бы доверить коня.
— Бросьте поводья на шею коню и не беспокойтесь о нем. Вам приведут его, когда он вам понадобится. В Бретани ничего не пропадет: народ у нас честный.
Ролан, ни слова не говоря, бросил поводья и последовал за Кадудалем.
— Я иду впереди, чтобы показать вам дорогу, полковник, — сказал предводитель шуанов.
Они вошли в лачугу, где невидимая рука уже разожгла огонь в очаге.
XXXII. БЕЛЫЙ И СИНИЙ
Войдя, как мы сказали, вслед за Жоржем, Ролан стал с беззаботным любопытством оглядываться по сторонам.
Он сразу же убедился, что, кроме них, в комнате никого не было.
— Это ваша штаб-квартира? — с улыбкой спросил Ролан, протягивая ноги поближе к огню.
— Да, полковник.
— Ну и странная же у вас охрана! Жорж, в свою очередь, улыбнулся.
— Вы так говорите, потому что от Ла-Рош-Бернара до самого Мюзийака дорога была безлюдна?
— Ну да, я не встретил ни души.
— Но это отнюдь не значит, что дорога не охраняется.
— Впрочем, может быть, ее охраняют совы и филины, они перелетали с дерева на дерево, словно сопровождая меня, генерал… Если так, то я беру свои слова назад.
— Так оно и есть, — ответил Кадудаль, — меня сторожат филины и совы, ведь у них замечательные глаза, они имеют то преимущество перед людьми, что видят ночью.
— Хорошо, что я догадался расспросить в Ла-Рош-Бернаре, как проехать в Мюзийак, а то ни один черт не показал бы мне дорогу.
— Где бы вы ни спросили на дороге, как разыскать Жоржа Кадудаля, вам тут же ответили бы: «В селении Мюзийак, четвертый дом справа». Вы никого не видели, полковник, а между тем в настоящее время около полутора тысяч человек знают, что полковник Ролан, адъютант первого консула, ведет переговоры с сыном мельника из Ле-Герно.
— Но, если им известно, что я полковник на службе у Республики и адъютант первого консула, как же они меня пропустили?
— Да потому что получили приказ.
— Так вы знали, что я направляюсь к вам?
— Мне было известно не только то, что вы едете ко мне, но и зачем вы едете.
Ролан пристально посмотрел на своего собеседника.
— Выходит, что мне можно ничего вам не говорить и вы ответили бы мне, даже если бы я молчал?
— Кое-что сказал бы.
— Черт возьми! Любопытно знать, насколько ваша полиция лучше нашей!
— Сейчас я вам это докажу, полковник.
— Слушаю вас, и, поверьте, мне очень приятно сидеть здесь у доброго очага, который, кажется, тоже меня ждал.
— Вы не ошиблись, полковник, здесь вас приветствует даже огонь в очаге.
— Да, но он, как и вы, ни слова не говорит о цели моего приезда…
— Вы оказали мне честь, приехав со мной совещаться, полковник, но первоначально вас направили только к аббату Бернье. На беду, аббат Бернье переоценил свои возможности: в письме, посланном своему другу Мартену Дюбуа, он предложил первому консулу свое посредничество.
— Простите, — прервал его Ролан, — но вы сообщаете
нечто мне неизвестное: что аббат Бернье писал генералу Бонапарту.
— Я сказал, что он написал своему другу Мартену Дюбуа — это не одно и то же… Мои люди перехватили письмо и принесли его мне; я велел снять копию с письма и отослать его. Я уверен, что оно дошло по назначению: это доказывает ваш приезд к генералу Эдувилю.
— Вы знаете, что теперь в Нанте командует не генерал Эдувиль, а генерал Брюн?
— Да, и вы могли бы также сказать, кто командует в Ла-Рош-Бернаре: сегодня около шести часов вечера в этот город вступила тысяча солдат-республиканцев, а с ними гильотина и гражданин правительственный комиссар Тома Мильер. Раз уж приехала машина, то при ней должен быть палач.
— Так вы говорите, генерал, что я приезжал к аббату Бернье?
— Да. Аббат Бернье предложил свое посредничество; но он позабыл, что сейчас две Вандеи: правобережная и левобережная, и если вы договоритесь в Пуансе с д'Отишаном, Шатийоном и Сюзаннетом, то это еще не все, — надобно еще договориться с Фротте, Бурмоном и Кадудалем… Но где? Это никому не известно.
— Кроме вас, генерал!
— Тогда вы, со свойственным вам рыцарским благородством, вызвались привезти мне договор, подписанный двадцать пятого. Аббат Бернье, д'Отишан, Шатийон и Сюзаннет подписали вам пропуск, и вот вы здесь.
